Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что со мной случится?
Костя выпил. В груди разлился целебный жар.
– А твоя бабка была туркменка? – спросил Костя.
– Почему туркменка? Русская. Просто там жила. Во время войны эвакуировались и остались.
Влад достал из холодильника копченое сало.
– Хохлы любят сало, а евреи не едят. И мусульмане не едят, – заметил Костя. – Свинья грязная.
– Свинья умная, – поправил Влад. – И евреи умные. Евреи правильно относятся к женам. Делают что хотят, а о женах заботятся.
– У каждой нации свои приоритеты, – сказал Костя. – Айсоры – лучшие чистильщики ботинок.
– Айсоры – это кто? – не понял Влад.
– Ассирийцы. Помнишь, был такой ассирийский царь?
– Вот за него и выпьем!
Костя выпил полстакана. Он хотел растворить в коньячном спирте свою тоску по Кате и смутный страх, связанный с Азнавуром. Любовь и Смерть – два конца одной палки. А Костя – посредине.
– Если бы у тебя были деньги, что бы ты с ними сделал? – спросил Костя.
– Я бы отдал долги, – мрачно ответил Влад.
– А остальные?
– И остальные отдал.
– У тебя большие долги?
– Я взял под процент. Думал, быстро раскручусь. И не раскрутился. А они включили счетчик. Теперь каждый день накручивается…
– И что делать?
– Откуда я знаю…
– А ты с ними поговори. Объясни.
– Наивный ты человек… Я каждый день живу за свой счет.
– Это как?
– Каждый день – подарок. Ну ладно… – Влад тряхнул головой. – А твоя баба где?
– А что? – насторожился Костя.
– Да ничего… Я видел однажды, как она расчесывает волосы на крыльце…
«Может, дать ему в долг? – подумал Костя. – Влад, конечно, возьмет. И кинет. Не потому, что бандит. А потому, что не сможет вернуть. Это ясно».
– Когда она приезжает, я смотрю в ваше окно. Там свет горит, тени двигаются… – мечтательно проговорил Влад.
Костя выпил еще и прислушался к себе. Бочковой коньяк не только не растворил образ Кати, а, наоборот, сделал его отчетливым. Стереоскопичным. Он увидел Катю – босую на снегу. Она стояла на крыльце и расчесывала волосы.
«Я схожу с ума», – подумал Костя.
Катя стояла перед дачей босая. Она исповедовала учение Порфирия Иванова, обливалась водой и ходила босиком по земле в любую погоду.
Костя не понял, как он оказался перед старухиной дачей? Видимо, он ушел от Влада. А Влад где? Должно быть, остался в своем доме.
– Проходи, – велела Катя.
Костя вошел в дом и включил свет.
– Не надо… – Катя повернула выключатель. – Так лучше…
В окно проникал свет от луны. Катя стояла босая, как колдунья, лесная девушка.
– Ты правда здесь? – проверил Костя.
– Правда.
– А зачем ты приехала?
– К тебе.
– Из-за денег?
– Да…
Косте было все равно, из-за чего она приехала. Если пароход тонет, а человек спасается, то какая разница – что его спасло. Главное – жив.
– Я позвонила Валерке, сказала: приезжай, харчи есть. Он деньги «харчами» называет.
– А Валерка кто?
– Исполнительный директор. Приехал, скинул деньги в целлофановый пакет, как мандарины. Я вдруг так испугалась… Я поняла, что деньги для меня ничего не значат. Вернее, значат гораздо меньше, чем я думала. Любовь главнее бизнеса, главнее любой деятельности вообще. Я так испугалась… Я сказала Валерке: отвези меня на дачу. Он отвез.
– А твоя машина где?
– Она сломалась. Старая. Ей уже пять лет.
– Завтра я куплю тебе новую. Какую ты хочешь…
– Откуда у тебя деньги?
– Потом расскажу.
– Ты дрожишь, – заметила Катя. – Пойдем…
Они вошли в спальню. Костя стоял стеклянный от коньяка. Катя стала раздевать его, снимала по очереди одежду и бросала тут же, на пол.
– Знаешь, в чем разница между твоими деньгами и моими? – спросил Костя. – Мои деньги не работают. Я их никогда не повторю. Это разовый эффект, как фейерверк.
– Какой ты милый, когда пьяный…
Они легли в кровать. Катины ноги были холодными. Костя стал их греть своими ногами.
– У тебя еще остались деньги? – спросила Катя.
– Двести пятьдесят тысяч, – отчитался Костя. – Я хочу достроить дом и купить машины.
– Никакого дома, – категорически запретила Катя. – Вложишь в издательство. Мы будем издавать иллюстрированные журналы. Современная живопись. И художественная фотография. Если бы ты знал, какие сейчас мастера фотографии… Просто документальная живопись. Их надо продвигать и раскручивать.
– А кому это нужнее – им или нам?
– Ты уже говоришь как бизнесмен. Молодец. Если хочешь, мы внесем твое имя в название издательства…
Костя тихо и медленно ее целовал.
– Твоя фамилия Чернов, моя – Тимохина. Вместе получается «Черти». Хочешь «Черти»? Очень мило…
– Никаких чертей. Пусть будет «Стрелец».
Катя промолчала. Она заводилась от его ласк, ей не хватало дыхания. Она билась в его руках, как большая рыба. Он был благодарен ей за то, что она так сильно чувствует.
– Трещит… – вдруг проговорила Катя, открыв глаза.
Костя не мог остановиться. В такие моменты остановиться невозможно. Но Катя выскользнула из его рук, подошла к окну. Косте ничего не оставалось, как подойти и встать рядом.
Дом Влада стоял темный в темноте, оттуда доносился редкий треск, как будто стреляли. И вдруг, прямо на глазах, – дом вспыхнул весь и огонь устремился в небо. Ветра не было. Через десять примерно минут дом рухнул, превратившись в светящийся муравейник.
– Обошлось, – выдохнула Катя. Она боялась, что пожар перекинется на их дом. Но обошлось.
– А соседа тебе не жалко? – спросил Костя.
– Он бы нас не пожалел, – ответила Катя и вернулась в кровать. – Иди сюда… – позвала она.
Костя лег рядом. Катя ждала продолжения, но Костя не хотел уже ничего. Он чувствовал себя парализованным, как тогда, при первом их посещении. Но тогда он просто испугался. А сейчас было другое. Случилось то, чего нельзя поправить.
Все имеет свой золотой запас. Деньги оплачиваются трудом. Большие деньги – большим трудом. На это уходит жизнь. Костя получил быстро и даром и подложил чужую жизнь. Он рассчитался с Владом, который, по сути, Вовка-морковка, спереди веревка…