А ведь еще Павел I, стремясь облегчить положение крестьян, запретил принуждать их к работе на помещика в воскресенье, а оставшиеся в неделе шесть рабочих дней должны были делиться между помещиком и его людьми поровну. Уже одно это вызвало негодование дворянчиков, которые подобного попрания их прав не могли извинить царю. Его сын Александр I в борьбе с крепостничеством что-то предпринимал, но проявил нерешительность и оставил решение вопроса своим потомкам. А вот Николай I положил начало комитетам по освобождению крестьян (комитеты были секретными, ибо от дворянства можно было ожидать всякого). Николай I был первым ниспровергателем крепостничества, ибо дал волю государственным крестьянам. Его наследник Александр II стал вводить на Руси либеральные нравы, и довел дело отца до логического завершения — отменил крепостное право вовсе.

Николай I, являясь рьяным сторонником охранения монархий, связал себя совсем ненужной для него и даже вредной конвенцией с Австрией и Пруссией, направленной против любых революций. Россия металась. Вместо того чтобы устраивать свою жизнь дома, она то бросалась освобождать армян и греков от турок, то усмиряла восстания в Венгрии. За чередой военных побед следовали дипломатические поражения. Русофобия в Европе получила заряд энергии, в ненависти к России были едины революционеры и монархи. С ними всеми России пришлось схлестнуться, в конце концов, не в дипломатической или «холодной» — в реальной войне.

Играя на ущемленном самолюбии турок, потерпевших поражение от России и потерявших все восточное побережье Черного моря, английские агенты настраивают их против России. С помощью турок англичане начинают свое проникновение на Кавказ, где пытаются использовать горские народы в своих захватнических целях.

В 1834 году к адыгам приезжал секретарь английского посольства в Константинополе Уркарт, обещавший им боевые припасы. А в ноябре 1836 года у берегов Кавказа на Черном море была задержана и конфискована английская шхуна «Виктория», доставлявшая оружие повстанцам из адыгейских племен, участвующих в восстании Шамиля. Разразился дипломатический скандал. В 1837–39 годах у адыгов жили Лонгуорт и Белль. Деятельность этих эмиссаров была направлена на подготовку подчинения адыгов Англии. Контакты англичан с мятежными горцами не прекращались и впоследствии. Доподлинно известно, что Ричарду Бертону, английскому исследователю-авантюристу и знатоку Востока, британский посол в Константинополе предложил тайно отправиться в Дагестан для встречи с Шамилем, сражавшимся против русских. Путешественник отказался, узнав, что его полномочия были слишком узки, он должен был лишь уточнить обстановку в мятежных районах Кавказа.

Закулисные шаги привели в сороковых года XIX века к возобновлению общеевропейской дискуссии о черноморских проливах. В ней, под угрозой изоляции, была вынуждена принять участие и Россия. Внешнеэкономические интересы западных государств были направлены на то, чтобы связать действия России на Ближнем Востоке, не допустить ее самостоятельного и независимого вмешательства в решение Восточного вопроса.

Вторая Лондонская конвенция была подписана в июле 1841 года и целиком посвящалась вопросу о режиме черноморских проливов. Она подтверждала, что Босфор и Дарданеллы будут закрыты для прохождения любых иностранных военных кораблей. Россия потеряла свое привилегированное положение, а русский флот оказался запертым в Черном море. Тем самым наносился ощутимый удар по суверенным правам и интересам России, устанавливался фактическая долгосрочная блокада российского флота, запертого в Черном море. Европейские державы, таким образом, обеспечили себе полный контроль над торговыми путями в регионе на многие десятилетия. Вплоть до окончания второй мировой войны Россия не имела права провода военных кораблей через проливы.

В России здравомыслящие люди прекрасно видели и осознавали политику Англии, направленную против России. Она «проиграла» Турцию, утратив свое влияние на нее. Могла потерять и большее. К примеру, через пятнадцать лет в докладе 1852 года о ревизии Западной Сибири роль региона, далекого от Британии и всех ее колоний, оценивалась, прежде всего, с точки зрения глобальной геополитики. При этом невольно сравнивалась колонизаторская деятельность Англии и России за истекшие десятилетия царствования Николая I. «Англия с двух сторон приблизилась к пределам нашим. Она, в последнее время, значительно усилила влияние свое на Китай и подвинула владения свои в Афганистан. Обладая обширною и изобильною Сибирью, мы имеем не только возможность, но и обязанность войти в соревнование с Англией, как в промышленном, так и в политическом отношениях. Правительство приняло уже в последнее время меры к обеспечению и расширению границ наших в некоторых пунктах; но состязательно с Англией, чтобы соответствовать усилиям этой страны, должно, по моему мнению, независимо от мер военных, преимущественно основываться на развитии сил промышленных и торговых. Устройство Сибири, умножение ее народонаселения и богатства суть естественные и верные средства противодействия англичанам».[26]

Сквозь эти строки видна обеспокоенность за судьбу Сибири, богатства которой тоже манят англичан. Только рациональное устройство этого края обеспечило бы его процветание в составе России. Сосредоточиться на своих внутренних делах — вот что требовалось тогда России для процветания.

В начале 50-х годов ситуация на Ближнем Востоке резко осложнилась. Главной причиной конфликта была восточная торговля, за которую боролись Россия, Англия и Франция. Позиция Турции определялась реваншистскими планами в отношении России. Австрия рассчитывала в случае войны захватить Балканские владения Турции. Поводом к войне послужила старая распря между католической и православной церковью из-за прав владения святыми местами в Палестине. В середине XIX века обострился спор между православными и католиками о праве покровительства христианским святыням в Палестине. Турецкий султан передал ключи от Вифлеемского храма католическому духовенству, хотя после разделения христианской церкви Палестина оказалась под властью не римского папы, а православного константинопольского патриархата, преемницей которого стала Москва. Этим самым в оскорбительной форме Николаю I дали понять — на Востоке России места нет, а значит и о доступе на внешние рынки восточных государств она может не помышлять.

Россия за официальной поддержкой обратилась к европейским державам. Австрия попыталась содействовать мирному урегулированию конфликта. Они даже составили проект ноты для вручения туркам и, что удивительно, она совпадала с собственными планами турок — им тоже не нужна была война. Но, узнав, что на конференции в Вене наметился компромисс, английский статс-секретарь по иностранным делам Стрэтфорд-Редклиф немедленно предпринял все, чтобы султан отклонил мирные предложения и искусственно «раздул» негодование турок. Более того, Стрэтфорд-Редклиф предъявил, якобы от имени Турции, новую ноту, отвергающую Венскую. К сожалению, русский посол в Париже Киселев неверно ориентировал Николая I о перспективах союза Франции с Англией против России. Посол считал подобный союз невозможным.