— Но моя лаборатория — это же научное учреждение. Что им от нас нужно?

— В систему ФСБ входит множество научных учреждений. Не случайно же вы носите звание полковника ФСБ. Сейчас это не так почетно, конечно, как когда-то было почетным считаться полковником КГБ, тем не менее. Короче говоря, все научные учреждения тоже находятся под контролем Девятого управления, и они имеют полное законное право проверять вас, что и делают. И по финансовой линии, и по линии соблюдения законности. В данном случае, как я понимаю, финансовая линия «девятку» не интересует…

— Говорите, по Дальневосточной экспедиции? Чем, интересно знать, им так не угодила Дальневосточная экспедиция?

— Вопрос не ко мне. Я же ничего о ней практически не знаю, слышал только отдельные фразы от вас или от других людей, поэтому не могу сказать, что интересует службу собственной безопасности. И даже по результатам допроса не могу сказать что-то определенное. Составлять список вопросов их дознаватели умеют мастерски. Вопросы прыгают от погодных условий и соответствующих погоде костюмов до научных способностей занятых в экспедиции ученых. И невозможно составить целостную картину, пока не зададут конкретный вопрос. Но у меня появилось подозрение, что там что-то напортачила охрана экспедиционной лаборатории. Об этом спрашивали тоже, но предельно аккуратно и мало. Если бы я начал откровенничать, может быть, вопросов было бы больше. Именно по охране. Есть у вас такие данные по этому вопросу? Может их там что-то заинтересовать?

— Это не моя сфера деятельности, об этом нужно спрашивать генерала Макарцева. Он формировал систему охраны, он сам подбирал и назначал людей. Насколько я помню, с начальником охраны Дальневосточной экспедиции подполковником Зотовым я встречался только дважды, и то лишь коротко. Давал инструктаж по бережному отношению к научным работникам. Но основной инструктаж, профессиональный — это сфера деятельности генерала Макарцева.

— Видимо, поэтому меня отпустили после допроса, а Юрия Васильевича «закрыли»… — сделал вывод генерал. — Но я бы посоветовал и вам лично проверить все правовые вопросы работы экспедиции. Думаю, вас тоже скоро попытаются допросить.

Владимир Иванович что-то вспомнил и широко заулыбался.

— Если меня будут допрашивать, будьте уверены, что я сумею ответить. Я уже однажды сталкивался с такими попытками и прочитал дознавателю целую лекцию о генетике. Допрос проходил в моем кабинете. Я подарил ему шестнадцать толстенных и тяжеленных книг, которые он вынужден был держать двумя руками — специально подбирал, а я в это время два часа ходил вокруг него и читал лекцию. Причем использовал исключительно научную терминологию, которую он понять был не в состоянии. После той встречи он меня больше никогда не касался. Однажды встретились случайно в коридоре ФСБ, так этот дознаватель бегом от меня побежал, а я кричал ему вслед, что хочу рассказать о последних тенденциях в мировой генетике.

— Хорошая методология. Но гораздо хуже будет, если дознаватель вызовет вас в свой кабинет, — предрек генерал серьезно и даже с какой-то угрозой в голосе. — Рекомендую вам, Владимир Иванович, продумать и такой вариант.

— Я продумаю. Мне не сложно шестнадцать толстых книг принести и в кабинет дознавателя. Пусть просвещается…

Младший сержант контрактной службы Андрей Загоскин здраво осознавал свои силы и силы неизвестного ему противника. Андрей совершенно не понимал, против кого ему приходится действовать, но это незнание ему нисколько не мешало. К незнакомцам на болоте Андрей готов был относиться точно так же, как к бандитам на Северном Кавказе, которых убивал раньше, защищая и себя, и других. И этих тоже уже начал убивать в силу своей профессиональной подготовленности. Он знал, что его взвод намеревались встретить автоматными очередями и стрелять предполагали на уничтожение, следовательно, это был реальный противник — враг. А с любым противником, с любым врагом, тем более применяющим армейские боевые методы действия, такие, как автомат, пулемет, миномет, минные заграждения и «растяжки», следует действовать, применяя методы действия спецназа, которые порой сильно разнятся с армейскими боевыми методами. Армейские же звания тех, кто готовил ловушку спецназу ГРУ, — старший лейтенант и подполковник — ничуть не смущали младшего сержанта. Может быть, эти звания соответствовали прежним чинам этих людей. Может быть, они действительно были когда-то на службе, но, в силу каких-то собственных интересов, предпочли снять погоны, может быть, они и сейчас имели право носить погоны, но не желали демонстрировать себя и свои интересы в полном объеме. Это не имело значения. Перед младшим сержантом был противник, который хотел уничтожить его и его товарищей по службе, следовательно, Андрей Загоскин имел право принять аналогичные меры против них самих.

Младший сержант даже не задумывался над тем, против кого он действует. Есть враг — врага следует уничтожить, чтобы остаться жить самому и спасти жизни товарищей. А кто этот враг, кто решился противопоставить себя спецназу ГРУ, не важно, потом все выяснится. Но отчаянная храбрость незнакомцев уважения не вызывала. Человек, взяв в руки автомат и получив инструктаж, как с оружием обращаться, может быть, даже выполнив определенные нормативы на стрельбище, уже считает себя воином, способным противостоять профессионалам. Это понимание глупца, считал Андрей Загоскин. Даже на Северном Кавказе бандиты знали, что если против них выступает спецназ ГРУ, то лучше всего избежать столкновения, убраться подальше и как можно быстрее. Правда, такой возможности им спецназ ГРУ, как правило, не предоставлял. Если волкодав встретится с волком, он его уже не отпустит.

Здесь ситуация была схожая, только неизвестные вооруженные люди не слишком уважительно отнеслись к профессионализму спецназа ГРУ, за что уже частично поплатились, и Андрей хотел заставить их поплатиться в более значительном объеме. Он надеялся определить принадлежность людей из засады по «разгрузкам», но такие «разгрузки», как у них, младший сержант встречал впервые. Сам он носил привычный для спецназа вариант — «Тарзан» «М-24». На противниках были «разгрузки», похожие на систему «лифчик», но все же чуть-чуть иные, имеющие дополнительный верхний ряд карманов. И определить по ним принадлежность «засадников» к какому-то роду войск было невозможно.

Отправив в сторону шоссейной дороги полицейского капитана Подопригору с двумя солдатами, сам младший сержант не побежал во второй раз через открытое место, хотя автоматный огонь «дровосеков» и затих вдали. Даже при том, что стреляли «дровосеки» из рук вон плохо, одной-единственной случайной очереди могло хватить, чтобы прекратить и пресечь в корне все намеченные усилия младшего сержанта Загоскина. И потому он двинулся тем же путем, которым шел раньше вместе с рядовым Моховщиковым. То есть по ивняку, протискиваясь между стволами и обходя те скопления молодых стволов, где нельзя было протиснуться. Взгляд младшего сержанта рыскал по всему возможному сектору визуального просмотра. Обычный человеческий глаз обладает способностью видеть вокруг себя в ракурсе ста шестидесяти градусов. Напряженный взгляд, особенно в стрессовой ситуации, просматривает сектор до ста восьмидесяти градусов, а тренированный взгляд уже может контролировать территорию в секторе двухсот и двухсот десяти градусов. Сама тренировка такого сектора обзора не слишком сложна и не требует длительных занятий. Обучение проходит быстро и всем дается легко. Следует только учитывать, что двести или двести десять градусов — это значит вовсе не то, что человек одинаково видит предметы и перед собой, и сбоку, и даже чуть-чуть у себя за спиной. Он по-прежнему хорошо все видит только перед собой, а в боковых частях сектора наблюдения замечает исключительно аномальное движение, например, перебегающего с места на место человека. Вот так все просматривая, младший сержант контрактной службы и продвигался вперед до тех пор, пока не увидел на стволах деревьев следы недавних действий «дровосеков». Ива — мягкое дерево, хотя и наделенное длинной крепкой волокнистой структурой, и сломать его пулей сложно. Деревья, ободранные, многократно простреленные, были главным пострадавшим лицом в недавнем обстреле двух военнослужащих спецназа. Патронов стрелявшие не жалели, значит, был большой запас. Не желая доставлять лесу новые неприятности, Андрей Загоскин заранее взвел непривычный затвор своего пистолета-пулемета[16], поставил оружие на предохранитель, сложил откидной приклад, чтобы укоротить оружие, и перешел на «гусиный шаг». Этот способ передвижения с непривычки сильно утомляет ноги, зажимая паховые лимфатические узлы. Но если ты тренирован, то таким шагом можешь передвигаться долго и при этом не уставать. Во время тренировочных занятий во взводе младшему сержанту Загоскину, как и другим солдатам, приходилось ежедневно проходить «гусиным шагом» не менее пары километров, так что и сейчас он не чувствовал сильного дискомфорта, тем более что заросли молодого ивняка почти полностью скрывали его от взгляда со стороны.