В пять ноль-ноль из труб исчезла вода. Сперва на это как-то не обратили внимания, решив, что парни из Гортепла (Тех-ники уже признали свое поражение) сами отключили подачу. Когда спохватились, трубы были сухими. Директор Водо-каналтреста, поднятый с кровати лично Никанором Семеновичем, только развел руками.

Я в это время мирно спала, вкушая утренний сон и не подозревая о том, что увижу, едва переступлю осточертевший порог нашей четырехэтажки. Я переступила его без десяти девять, чтобы, узнать все новости сразу — плюс еще одну, самую свежую.

За пять минут до моего прихода исчезло электричество.

Начисто.

Кабинет успел напрочь выстыть, и я даже не стала снимать пальто. В коридоре топали сапожищи, кто-то (не иначе один из одуревших Техников!) громко оправдывался прямо за моей дверью, и я всерьез начала подумывать об эвакуации. Все равно — ни компьютер включить, ни кофе сварить. Я подошла к столу, дабы взглянуть на накопившиеся за последние два дня документы — и поняла, что ночной потоп еще не самое интересное.

Прямо поверх бумаг лежала газета — субботняя «Независимая», заботливо развернутая на нужной странице. Чей-то красный карандаш подчеркнул название. Та-а-ак!

Статья называлась весьма изысканно: «Правнук Аввакума и внучка Вышинского». Фотографию отца Николая я узнала сразу. Вслед за этим вопрос, кто есмь вышеуказанная «внучка», отпал сам собой.

Читать такое всегда неприятно. Даже когда речь идет о совершенно незнакомых людях — твердом в вере священнике и озверелой следовательше, полосующей плетью-треххвосткой бесстрашного мученика за истинное православие. А если ты их знаешь лично!.. Да-а!..

Когда первый шок прошел, я обратила внимание на строчки, отчеркнутые все тем же красным карандашом. Перечитав, я вновь испытала шок, но уже несколько иного рода. Бойкий журналист сообщал, что в канцелярии патриарха выразили глубокую озабоченность готовящимся судилищем. Сам Его Святейшество готовит специальное обращение…

Лихо!

Особенно лихо на фоне виденного вчера указа. Вот вам и «нарушение законности» во всей красе. Да еще какое!

Об отце Александре в статье не было сказано ни слова. Нет гражданина Егорова — и не было.

Вот так!

Никанора Семеновича на месте не оказалось, в котельной — тоже. Очумелая секретарша могла лишь предположить, что шеф лично направился на ближайшую подстанцию проверять какую-то «фазу». Или «хазу» — точно пышнозадая девица не помнила. Оставался Ревенко, хотя беседа с ним заранее вызывала зубную боль. Я подняла трубку, набрала знакомый номер.

Странно, телефоны еще работали.

— Алло? Господин Ревенко? Говорит старший следователь Гизело.

В ответ — скрежет, то ли зубовный, то ли жестяной.

Я опасливо покосилась на мембрану. Скрежет усилился, превратился в треск. Наконец хаос стих, сменившись голосом — тоже скрипящим, хриплым.

— А-а, это ты! Не обращай внимания, это у меня батарею снимают. Лопнула, дрянь! Еще и батарея! Я только вздохнула.

— Ты чего, по поводу статьи звонишь? Да ну ее на фиг, Гизело, подставили нас, ясен пень! Я уже Никанору три раза говорил, чтоб он мэра не слушал. И кретинов тех в столице. Ладно, не обращай внимания, мы опровержение пошлем. Официальное! Все, больше не могу! Батарея тут, мать ее!..

Снова скрежет, грохот — и тишина, прерываемая мерным бибиканьем трубки.

Что называется, объяснил!

Я подошла к окну (на проезжей части возле вскрытого люка резво суетилась бригада водопроводчиков, скандируя заговоры; дирижировал камланием Тех-ник в форменном зеленом ватнике). И сообразила, что очень хочу курить — впервые за двадцать лет. Сигаретку бы — а еще лучше папиросу, настоящую, каких сейчас уже не выпускают. Пару затяжек «Беломора» — какое счастье!..

Впрочем, и «Беломор» не поможет.

Внедренному сотруднику Стреле в этих стенах делать больше нечего. Когда о внедренном сотруднике дважды (дважды!) за одну неделю пишут в прессе — это конец. Это ясно и ребенку, а не только мне и моим боссам. Пора уходить. Сегодня? Завтра? По сигналу «Этна» — или просто сесть на первый попавшийся поезд? Впрочем, в любом случае надо дождаться приказа. Сеанс связи вечером, хорошо, если бы откликнулся Девятый…

Я отошла от окна, вновь взяла газету, перелистала. На первой странице — репортаж из Бирмингема, где скоро соберется «десятка», G-10, как выразился Цицерон-Лычаков. А хорошо нас подставили! Сначала мэр (только ли мэр?) давит, требует привлечь зарвавшихся попов, ссылается на санкцию патриарха. Потом… — потом все они в белом фраке!

А мы?!

* * *

Дуба на месте не оказалось, что расстроило меня окончательно. Добил же меня мертвый буфет, где по случаю наших бедствий можно было приобрести лишь салат из сушеных тараканов. Оставалось одно: срочная эвакуация в ближайшую кофейню. Недалеко — прямо через дорогу. Кофейня так себе, и кофе там прескверный (не иначе Сурожанину булочек жалеют), но это все-таки лучше, чем тараканы.

Выйдя на улицу, я полюбовалась героическим трудом водопроводчиков, подождала, пока проедут машины, м ступила на проезжую часть. Обледенелый асфальт, истертый грязными шинами, скользил, я невольно замедлила шаг…

Первый «Мерседес» вынырнул из-за угла бесшумно, словно на воздушной подушке. Откуда появился второй, я даже не успела заметить.

— Эра Игнатьевна! Добрый день!

Одна машина впереди, другая за спиной, я — между. Из распахнутых дверей дружно вываливаются широкоплечие парни в кожаных пальто. Румяные ряхи улыбаются, сверкая «рыжевьем», ручищи в карманах, ребристые подошвы попирают асфальт.

«Братва»!

Я оглянулась на окна своего кабинета, ставшие внезапно такими родными и близкими. А хорошо работают! Прямо напротив городской прокуратуры!

Тот, кто пожелал мне доброго дня, подходит ближе. Кожаное пальто, модная шляпа, большая родинка на подбородке. Зубы не золотые — обычные. И улыбка, как ни странно, приятная.

— Позвольте отрекомендоваться!

Шляпа взлетает вверх. Улыбка становится шире, а в моих руках — визитная карточка. Рифленый полукартон, золотые буквы…

«Лукьяненко Сергей Сергеевич. Коммерсант».

Внизу — телефоны, факс и интернетовский адрес, но не это интересно. Паровозик! Маленький золотой паровозик в левом верхнем углу. Да, обнаглели! Даже прятаться перестали, паровозики рисуют!

Внезапно лицо с родинкой кажется мне знакомым. Файлы розыска? Нет, не то! Улыбка! Я еще тогда подумала, что парень хорош, но глуповат…

— Позвольте! Вы — Лукьяненко? Чемпион мира по греко-римской борьбе?

Шляпа взлетает вновь. Изящный полупоклон.