– Не все так мрачно, товарищ Сталин. Наши войска, прорвав фронт поляков в районе Молодечно и Столбцов, несколько увлеклись, развивая наступление на Лиду и Барановичи. И если Лиду им удалось взять практически с ходу, то с Барановичами, где держали оборону части трех польских пехотных дивизий, пришлось повозиться. Но в целом – подчеркиваю, в целом – наступление на Белорусском фронте развивается вполне успешно. Если бы не желание некоторых командиров подавлять любой очаг сопротивления артиллерией, что приводит к неоправданному перерасходу снарядов.

– В войска уже отданы приказы о необходимости вести тщательный учет расхода артиллерийских боеприпасов и принять меры к их экономии, – поторопился сообщить Ворошилов – и не угадал.

Сталин мрачно взглянул на него исподлобья и поинтересовался:

– Что, Клим, хочешь, как в царские времена, одними штыками воевать? Твои дуроломы после такого приказа вообще артиллерию использовать перестанут. А у танкистов снаряды отберут, не так, что ли?

Все присутствовавшие промолчали, но в их молчании читалось согласие со сталинским предположением. Климент Ефремович лихорадочно искал выход из тяжкого положения, но тут на стол перед Иосифом Виссарионовичем легла какая-то записка. Ее положили из-за ставшей уже привычной на таких заседаниях ширмы…

Сталин внимательно ее прочитал, затем хмыкнул и посмотрел на Ворошилова:

– Вот тут есть мнение, что проблемы со снабжением и управлением войсками были ожидаемыми. И есть мнение, что это даже хорошо, что проявились они сейчас, в боях против заведомо более слабого противника, а не всплыли потом, когда противник может оказаться куда сильнее. Так что не станем критиковать товарища Ворошилова за промахи, недостатки и упущения, а порекомендуем ему – настоятельно порекомендуем! – в кратчайшие сроки устранить выявленные недостатки и принять меры для недопущения их впредь. Иначе очень спросим с товарища Ворошилова. По-большевистски спросим…

Климент Ефремович незаметно вздохнул с облегчением. Исправить – это он всегда готов. И в кратчайшие сроки. Надо только получить у Кирова людей, чтобы объясняли на местах как следует. Внушительно чтобы объясняли…

Потом он подумал о том, что, наверное, стоило бы попросить людей и в Особом отделе ЦК. Говорят, что этот отдел очень маленький и подчиняется напрямую товарищу Сталину, но все-таки человек двадцать-тридцать они найдут… наверное. Ну хотя бы полтора десятка, чтобы на основные направления послать… Вот жаль только, что до сих пор никто не знает, кто возглавляет этот отдел. С начальником бы поговорить – было бы дело… А так только и известно, что Санька Белов в этом отделе все время пропадает…

Ворошилов уже не слушал, что докладывают Киров, Малышев, Гинзбург и новый нарком авиапрома Григорович[66], он пытался сообразить: как бы ему поговорить с Беловым так, чтобы тот доказал начальнику этого самого Особого отдела необходимость выделить людей в действующую армию? Что бы такого этому юному диверсанту пообещать? Как бы это ему растолковать поделикатнее?..

Надмит в который раз заставлял Александра медитировать, но ничего не изменялось: Белов просто кипел от ярости и ненависти. Ярость была направлена на бестолковое руководство Красными Армиями СССР, Германии и Италии, а вот ненависть – на него самого. Каким дебилом, каким имбецилом надо быть, чтобы не суметь объяснить этим сиротам-недоумкам, что война в первую очередь – нормальное снабжение, обеспечение, разведка и связь?!! Почему он не нашел нужных слов растолковать, что времена лихих атак по герою Алексея Толстого: «Пулеметы, не пулеметы, – “даешь, сукин сын, позицию!” – и рубать»[67] – давно и безвозвратно ушли?!! Ну как так вышло, что немцы – умные и толковые немцы, чуть ли не первые создатели тактики применения штурмовых групп специального назначения – теперь словно завороженные повторяют следом за отечественными командирами тупую мантру: «Классовое сознание – основа основ современной войны»?!! Кретины, мать их за ногу об угол в перехлест в мертвый глаз! Много им их классовое сознание помогало во время их гражданской заварухи? И снова здрасьте: перед атакой выкатывают на позиции радиоустановки и начинают вещать: «Братья-поляки! Гоните офицеров – буржуев и помещиков! Мы несем вам свободу!» Интересно: почему нет сообщений хотя бы об одном случае, когда бы поляки послушались этой агитации?..

Боевые действия продолжались по всем фронтам. Попытку польских частей прорваться в Прибалтику легко парировали войска Белорусского фронта, а две армии вновь созданного Прибалтийского фронта немедленно заняли территорию бывших Прибалтийских губерний Российской империи, дабы не допустить новых эксцессов. Занятие Прибалтики прошло практически бескровно. Сопротивление Красной Армии оказали только гарнизоны Ревеля и Двинска, которые туземцы зачем-то переименовали в малопонятный «Таллин» и труднопроизносимый «Даугавпилс». Да с острова Даго, получившего в так называемой «Эстонии» совсем уж невыговариваемое название «Хийумаа», по кораблям Объединенного Балтийского флота пару часов вела огонь шестидюймовая береговая батарея, пока ее окончательно не засыпали бомбами самолеты Краснознаменного Балтийского флота и не закидали до умопомрачения своими тяжелыми снарядами «Роте Шлезен», «Роте Шлезвиг-Гольштейн» и «Марат».

Но первые успехи только лишь вскружили голову. Не так уж сложно придавить лимитрофы, у которых вся армия – тысяча велосипедистов, а весь флот – полкорабля в порту. Куда сложнее оказалось навести в Прибалтике хоть какое-то подобие порядка. И если в Латвии, за которую по договоренности отвечали немцы, новым законам подчинились достаточно быстро – а попробуй не подчинись, если бойцы ротфронтовских дивизий расстреливают с удивительной легкостью и вешают с поистине поразительной непосредственностью! – то в Эстляндских районах Прибалтийского края гуманизм РККА и НКВД вышел боком. То тут, то там ночами гремели выстрелы, а на отдаленные хутора представителям новой власти не рекомендовалось соваться даже днем без солидной охраны.

Вот уже десятый день, как Белов находился в Германии. Ирма Тельман, к его глубочайшему облегчению, окончательно переключилась на Василия, очередных кандидаток от Муссолини-старшего с успехом отсек Муссолини-младший, и теперь Сашка, предоставленный почти самому себе, прогуливался по берлинским предместьям: патриархальному лесу Груневальд и по берегам озер Хафель и Гросер-Ванзе. Хотя сказать, что он путешествовал в одиночку, не получалось: везде и всюду с ним была Светлана. Тату. Сестренка. Во всяком случае, Белов искренне рассчитывал, что мелкая считает его именно братом и больше никем иным…

– Саша, а ты есть не хочешь? – спросила Светлана Сталина, прерывая его размышления.

– Проголодалась? – он заботливо наклонился к девочке. И, увидев ее утвердительный кивок, сказал: – Сейчас. Найдем, где перекусить можно.