— Сожалеем, но на станции стало слишком тесно, пришлось взрывать тоннель, и она стала обрушиваться, — сказала Надя, вытираясь каким-то платком из своего рюкзачка. Каждый раз поражаюсь количеству всякой нужной мелочи в её заплечном друге.

— Зато кучу тварей с собой прихватила, — добавил я. — К тому же, дрезины…

— Что дрезины? — напрягся Волк.

— А-а, уже не важно, — устало махнул я рукой.

Надя залезла на переднее сиденье машины и положила рюкзачок на колени. Откинувшись, она со счастливым видом вздохнула. — Успели…

— Как у вас тут дела? — я кинул бутыль с водой обратно в кузов и оглядел компанию. — Где Нанд?

— Я его послал в подъезд, глядеть, чтобы никто не подкрался втихую. Вон он, — Волк указал рукой на старинную невысокую постройку с облупленными стенами и грязными окнами. Почему у старых домов такие грязные окна? То ли дело у современных этажек — грязеотталкивающее покрытие в комплекте с завода идет. Я проследил куда он показал, и помахал Нанду, который был виден в проёме раскрытого окна третьего этажа.

— Значит, говорите, и здесь уже «пятна» были… Странно всё это, — он помолчал и задумчиво посмотрел на фасад, затем продолжил: — Удалось коротко связаться с базой. Мы последние в городе, и все наши ждут нас с распростёртыми. Только что прибыла тройка Бешеного, принесли что-то безумно ценное, как мне сказал Бес. Остатки эвакуированных верхом повезли дальше на северо-восток. Магистрали с запада и с юга ещё вчера взорвали, но проверить не успели, мы должны были… Теперь уже поздно. Но где-то твари всё-таки, выходит, пролезли. Чингирскую мы с Нандом тоже третьего дня как заминировали, но не взрывали, для возможного отхода. Поставили там датчики «свой-чужой», если что, должны будут сработать, они только на наши задачники настроены. Так что, сказал бригадный, на этот раз по всем параметрам не эвакуация, а почти конфетка прямо. Вояки опять пытались подмять наших под свой контроль. Типа, это их база, собственность Минобороны… Бес не поддался: «Только полная самостоятельность и подвижность. Хотите, хоть сейчас свалим, а вы расхлёбывайте». Молодчина мужик! Да они, думается, не особо и хотели там торчать и быстро отчалили. И что им так неймётся? Все норовят нас в оборот взять…

— Понятно. Как твоя конечность? — я заглянул к нему в кузов.

— Неплохо. Твой приятель прямо доктор высшей категории. Наложил, напоил, укольчик сделал. Вот, какие-то пастилки синие жую, «для стимуляции кроветворения». Так-что всё тип-топ.

Я посмотрел на Петра. Тот продолжал всё так же хитро улыбаться. Я хмыкнул и взглянул на Складку.

— Ну что, деды, подбросите нас до дома? А там — куда хотите. Можете у нас остаться или дальше…

Пётр пожал плечами.

— Поехали.

Я благодарно кивнул и повернулся к Наде.

— Малыш, надо бы ехать. Что-то непонятное творится, поскорее бы выбраться отсюда. А то, похоже, скоро они со всех щелей повалят, без страха и сомнений. Последний раз такое, помню, было в Питере. Да, Волк? — я посмотрел на нашего бугая. — Ты тогда где был?

Тот не ответил и поглядел на меня как-то странно. Чего им сдался этот Ромов? Какой мёд им тут намазан? И, главное, где? На обычный прорыв что-то совсем не похоже.

— Я готова, уже отдышалась, — Надя скинула свой рюкзачок с колен на коврик и потерла глаза. — Под веки словно бетонной крошки насыпали. Ладно, мальчики, зовите Нанда и — поедем.

— Волк, вы ведь с молодым с базы сюда прибыли, дорогу помнишь?

Он почесал затылок.

— Мы ходили только низом на дрезине, поверху я ни разу и не ездил. Но не переживай — найдём дорогу, не пропадём.

Я кивнул.

— Ладно.

Адреналиновый выброс проходил, и усталость наша двухдневная наваливалась с новой силой, плюс ещё эта встряска. Я призывно махнул рукой молодому и сел за руль. Егорыч, кряхтя, залез на заднее сиденье позади меня.

Будем выбираться из города. Вот и ещё один потерян. Один из немногих, что ещё у нас оставались, оплотов цивилизации. Я завёл двигатель, сильно сжал дрожащими от недосыпа и недавнего стресса руками шершавый прорезиненный обруч руля и тронул машину с места. Нанд на ходу запрыгнул в кузов, и я поддал газу.

* * *

Когда машина миновала последнюю, самую крайнюю этажку Ромова, Ир посмотрел на небо и нахмурился: оно снова потемнело от набежавших туч. Окраина кончилась быстро, пригород у Ромова как таковой отсутствовал. Частокол этажек, почти чёрных на фоне этой нависшей рыхлой серой массы, с редкими прорехами — старыми приземистыми постройками прошлого века, резко обрывался в бескрайние поля бесконечной свалки, поросшие серым бурьяном, с редкими вкраплениями голых березовых рощиц и ощерившегося кустарника.

Больше на выезде из города смотрящие никого не встретили. Мародёры и прочие избегшие эвакуации не показывались, не подозревая о своей печальной короткой участи в этом месте. Только пылевые вихри на шоссе от ветра, пригнавшего тучи, производили какое-то движение на пустынной дороге, уходящей на север. Ир приоткрыл окно и потянул носом. Сильной вони от свалки не было, в последние время некому её было обильно пополнять отходами, к тому же здесь всегда дули ветры, далеко уносившие запахи.

Дорога не смотря на солидный возраст покрытия, была всё ещё в хорошем состоянии. Долговечная армированная метробетонка стрелой вытягивалась к горизонту, на котором маячила чёрная полоса смешанного леса. Когда процент мирового городского населения перевалил за девяносто, только такие дороги и стали строить. От мультика до гипера, от гипера — до другого гипера, и практически никаких виляний и развилок, без лишних заездов в вымирающие поселения, тем более, что в основном эти шоссе использовались многотонными грузовиками-роботами, не способными заснуть на слишком ровной дороге.

Свалка, наконец, закончилась. Никаких знаков и указателей, кроме перечеркнутой надписи «Ромов» на выезде из черты города, они больше не увидели. Ир посмотрел на проводник. Прибор уверенно сообщал, что путь наш до точки, в общем-то, идет в никуда, Ликамск, с которым шоссе соединяет Ромов, — в пяти сотнях километров отсюда и к нему дорога уходит правее конечной точки на несколько километров. А ближайший когда-то населённый пункт, какой-то заброшенный городок Коровин, — в тридцати километрах и гораздо левее, и поворот на нужную нам заброшенную трассу далеко, через девять километров. Любят у нас всё засекретить военные люди, — подумал Ир, — а карты потом не допросишься. Хорошо хоть, знаем координаты этого Строево.

— Да-а, — протянул Егорыч, глядя в окно. — Двадцать километров отмахали, и — ни души, ни поселка. Раньше, бывало, посмотришь на карту — всё вокруг какого-нибудь городка усеяно было хуторками, деревнями, районными центрами. И думаешь — ведь в каждом кто-то живёт, встречается, женится, растит детей, работает, ругается, мирится, и главное — дышит свежим воздухом, не то что ты, горожанин серокожий…

Ир с интересом посмотрел на него в зеркало заднего вида. Старик продолжил свои мысли вслух. Никто не прерывал его.