– Можно вас подвезти?

Юрий решил, что это лучшее начало для беседы, на девушек обычно неотразимо действовал вид его автомобиля. Но эта только дернула плечиком, ответила, впрочем, приветливо и вежливо:

– Спасибо, но мне тут пару метров… Я работаю на Горького.

– Тогда я вас провожу, можно?

Согласилась, и Юрий взял ее под руку, приноравливая свой размашистый шаг к ее изящной и вместе с тем твердой походке.

– Странное у вас имя. Ганна. Никогда раньше не слышал. Оно что-то значит?

– Я слышала, это имя произошло от слова «гунн», – с вызовом ответила Ганна, хотя прекрасно знала, что на самом деле Ганна – это всего лишь Анна в украинской интерпретации. И назвала ее так в честь матери бабки-прабабки Ганнуси, которая даже один раз была у них в гостях, перед самой своей смертью выехав из затерянного в степях Украины хуторочка…

– Завоевательница, значит. Захватчица. – Он спохватился, что слова его можно понять двояко. Но Ганна, кажется, пропустила неудачный комплимент мимо ушей, и только улыбалась, помахивая сумочкой. Вдруг поскользнулась на льдинке, ухватила Юрия за рукав.

– Ой! Извините!

– Рад помочь. Держитесь за меня, и мы преодолеем эту полосу препятствий.

Она не отняла руки.

С того момента, как Ганна вышла из полутемного кабинета нотариуса и луч весеннего света ударил ей в глаза, сильнейшее чувство дежавю овладело ею. Где и когда она уже видела это? Яркий свет апрельского дня, радужная дымка вокруг солнца, обещающая хорошую погоду, сверкающие лужи, и мужчина у стены, который курил на сыром ветру, прикрывая ладонью огонек сигареты. Почему он ей так знаком, этот чужой, рослый, белозубый, с седой прядью в волосах, с насмешливо-ласковой улыбкой?

Они простились у дверей «Букиниста».

«Он придет вечером», – подумала Ганна. Но Юрий не пришел ни в этот вечер, ни в следующий. Грамотно выдерживал паузу. Он появился перед выходными и пригласил Ганну на загородную прогулку.

– Я, в сущности, урбанист, к красотам природы почти равнодушен. Но у меня есть небольшое дельце в районе Лебединой горы, и был бы рад, если бы вы составили мне компанию…

Верхневолжск лежал в долине между живописными горами, сплошь покрытыми смешанным лесом. Алтынная гора, Смирновская гора, Кумысная гора, Лебединая гора… В погожие выходные дни почти все миллионное население города снималось с насиженных мест и вспархивало на зеленые вершины, чтобы сделать глоток свежего воздуха и насладиться роскошным видом, открывающимся с верхотуры. Но Ганне до сих пор не приходилось там бывать, да она и не рвалась особо. В ее душе все еще жили воспоминания детства. Когда-то, давным-давно, ходила в лес с родителями. Походы носили промысловый характер. Ставилась определенная цель: насобирать земляники на варенье, или грибов, или орехов. В хозяйстве все сгодится, даже целебные травки выгоднее собирать самим, а не покупать в аптеке. Ганна питала к этим лесным прогулкам стойкое отвращение. Но потом… Потом…

Ручей, тихо журчащий между поросших чабрецом берегов, аромат черемухи, серебряная бумажка с горлышка шампанской бутылки блестит в траве… Вот почему ей кажется, что все это с ней уже когда-то было! Она хотела отказаться, потом согласилась. Прошлое прошло. Теперь у нее начинается новая, чудесная жизнь, наступление которой она даже еще не осознала! У нее теперь есть деньги, есть свой дом, вернулась ее красота, и к тому же…

Ганна забыла, забыла самое главное. То, что произошло с ней в роскошном доме Маргариты Строганцевой, теперь принадлежавшем ей до последней дубовой паркетины, до крахмальных салфеток в шкафу, оказалось погребенным на самом дне души. Так распорядился разум, не в силах сладить с произошедшим, не в силах осознать сверхъестественное и смириться с ним. Ганна искренне считала, что ей просто повезло. Богатая дама со странностями отказала ей свое имущество, в тот же момент стали заметны улучшения, оправданные действием крема, а волосы… Что ж, врач говорил, что волосы еще могут вырасти сами по себе, волосяные луковицы могли уцелеть и, отойдя от стресса, принялись за работу.

… – Так согласны? Поедете? – ласково допытывался Юрий.

– Поеду.

* * *

В просвете между сосен она увидела дом, да не дом, а замок в три этажа, сахарно-белый, с рядом колонн, поддерживавших фасад, и ахнула. Это было как в сказке, как в фильме «Унесенные ветром», который она посмотрела недавно в кинотеатре. Дворянская усадьба, любовавшаяся собой в зеркало лесного озера, у самой у воды беломраморные беседки и ротонды. Но по мере приближения иллюзия развеивалась. Усадьба оказалась ободранной и облупленной, вода в озерке выглядела откровенно грязной, в траве вокруг виднелись пустые бутылки и прочий мерзкий сор. Дворянское гнездо? Да. Но уже после крестьянского бунта… Барыня задушена подушкой, гончие перевешаны на дрожащих осинках, а белый рояль в гостиной полыхает пламенем. Одним словом, русский бунт, бессмысленный и беспощадный.

– Почему тут все так… запущено? – не выдержала Ганна. – И что тут было раньше?

– Санаторий «Лебяжье ущелье», разве не слышали?

– Отчего же «ущелье», если он почти на самой вершине горы?

– Вот этого я не знаю. Может, потому, что он выстроен как бы в расщелине, чтобы защитить его от ветров? В свое время процветал. Отличное место для сердечников. Теперь, конечно, в забросе.

В ответ на безмолвный вопрос Ганны Юрий только рассмеялся. Ему не хотелось говорить сейчас о прерванном финансировании, о сокращенных рабочих местах, о странной позиции государства, благополучно умывшего руки и не желающего поддерживать объект, казалось бы, общественной важности – достояние горожан… В конце концов, ему-то с какой стати выражать недовольство: да, водичка в озере помутнела, зато теперь самое время ловить в ней рыбку.

– Видите ли, – Юрий словно бы продолжил вслух свои внутренние размышления, – право на частную собственность подразумевает ответственность, да, именно ответственность. На такие вот погибающие, полуразрушенные участки должен прийти настоящий хозяин – заботливый, бережливый. Ну, скажите, разве хозяин допустил бы на своей земле, приносящей ему доход, вот такое… – он пнул оказавшуюся под ногой бутылку, – вот такое безобразие?.. Тут и работы всего ничего. Ну, конечно, если восстанавливать санаторий, то потребуется дорогостоящая аппаратура, а она когда-когда окупится. Денег-то у людей сейчас нет, а у инвалидов, у тех, кто страдает сердечными заболеваниями, нет и подавно. Но можно было бы как-то покрутиться, открыть, допустим, не санаторий, но базу отдыха. Места-то какие, красота! Что ж, кто-то купит. Здание выставлено на аукцион, и цена, замечу в скобках, не так чтобы очень уж высока.

– На аукцион?

Ганна была шокирована. Она плохо разбиралась в сущности радикальных экономических реформ, и ей казалось невероятным, что кто-то может запросто купить санаторий, фактически целый курорт!

– Что ж тут такого? Механизм приватизации запущен. Уже прошли три аукциона и четыре тендера, продали десятка три предприятий торговли, общепита, сферы услуг. «Лебяжье ущелье» может купить кто угодно. Ну, теоретически, в идеале. А жизнь наша грешная земная от теорий и планов далека. Да, кто угодно может… Знаете, граждане с возбуждением откликнулись на предложенную государством игру во всенародный капитализм, хотя уже сейчас можно понять, что уделом основной массы играющих будет не победа, а участие. Любой, кто захочет…