Стоя на коленях с закрытыми глазами, Маара раскачивалась взад-вперед, так делала и Дэйма в минуты боли и печали, и вдруг услышала далекие раскаты грома. Открыв глаза, девушка увидела облака — нет, не клубы дыма от степного пожара, а небесные тучи! Там, на севере, на горизонте — вода, дождь! Маара медленно пересекла свою крохотную песчаную пустыню, вышла на берег пересохшей реки, не отрывая взгляда от неба, от облаков. Когда она в последний раз видела зигзаги молнии меж черными тучами? Кожа кричала… Скорее, скорее, пусть наконец упадут на эту иссохшую кожу капли воды… Было такое и раньше, стояла она, вглядывалась в тучи на горизонте, но дождь не доходил до их мест. Но на этот раз тучи надвигались на нее все ближе и ближе. Маара принялась поджидать животных, которые, как и она, наверняка поспешат прибежать к берегу. Но животных не было, не осталось их живых в округе. И тут она увидела то, что видела ребенком. Как будто земляной вал катил на нее, коричневая лавина. Намного уступающая по объему той, прежней, давнишней. Эта волна катила без рычания, без вырванных из земли вековых деревьев, без смытых с берегов животных. Однако она приближалась. Наконец-то можно будет напиться, набрать воды и отнести Дэйме, уже забывшей ощущение воды на губах, получавшей в течение последних дней лишь влагу из желтого корня.

Поток дошел до нее, степенно, медленно заполняя ямы. Пена выплеснулась на ноги Маары, она невольно отступила на шаг. Да, это не был тот сметающий все на своем пути поток прошлого, но он принес воду. Маара встала на колени, погрузила в воду лицо и руки, опустилась туда всем телом, перекатывалась в воде, как незадолго до этого каталась по песку. Тут она услышала какое-то клацанье и увидела, что вода несет гору костей. В потоке показались и деревья, пришлось спешно отступать. Не зеленые деревья давнего паводка неслись на нее, а сломанный сухостой. Маара выскочила из воды и переждала, пока вода унесет свою опасную ношу дальше. Большое дерево застряло у берега чуть ниже по течению, в него уперлось еще одно; получившаяся запруда задерживала кости, кусты, отцеживала щепки из потока. Маара вспомнила обнаруженное ими береговое захоронение костей, вспомнила, как мужчина велел ей запомнить то место. Не так уж далеко до него было, но и здесь, когда схлынет вода, эти груды костей занесет песком, пылью, и станет это место берегом реки до следующего потопа, который вскроет захоронение. Стук костей поутих, течение замедлилось. Небо на севере посинело, налилось жаркой, яркой, противоречивой синевой засухи. Скоро поток пройдет, надо поторопиться. Маара отчаянно бросилась в воду, рискуя попасть под удары последних крупных костей, принялась плескаться и пить, пить, впитывать в себя грязную воду. Тело ее охладилось и посвежело, прежде чем вода опустилась и загустела в жидкую грязь. Маара покрылась грязной сероватой пленкой. «Я такая же, как и скальники», — думала она, но не расстраивалась. Главное теперь — напоить Дэйму. Чувствуя себя сильнее, девушка уверенным, но осторожным шагом направилась в деревню, остерегаясь скорпионов. И она действительно встретила направлявшихся к воде крупных скорпионов.

Дэйма стонала в темноте жаркой комнаты, дышала тяжко и натужно. Маара распахнула ставни, приоткрыла дверь, принялась поить умирающую, рассказала ей про грозу и про поток, меньший, чем прежние. Но Дэйма уже ничего не понимала. Маара обмыла ее, стараясь, чтобы пересохшая кожа старухи впитала побольше влаги, протерла мокрой тряпкой поредевшие ломкие волосы.

Утром Маара невольно потянулась к ведрам, чтобы снова отправиться за водой, наполнить цистерну, домашний бак в незапертой — не от кого теперь запирать — кладовке. Но зачем? Дэйма скоро умрет, и ничто более не будет удерживать ее здесь. Всю ночь Маара не спала, стоя у двери, вглядываясь во тьму и в многозвездное сверкающее небо. С рассветом она схватила ведра и направилась к гребню гряды, единственное живое существо, сколько видит глаз. Взобравшись наверх, девушка остановилась осмотреться. Поток исчез, оставив на всем жирную серую пленку. Ямы заполнились водой, вокруг каждой толпились скорпионы, жуки, пауки. Где они только прятались до этого? Белый песок ее микропустыни светился в лучах восходящего солнца. На мертвых ветвях деревьев копошилась живая пленка: множество напившихся насекомых спасались от скорпионов.

Маару мучил голод. Тело насытилось водой, и каждый орган его приобрел собственный голос, заявляя о своих скорбях и потребностях. Громче всех вопил желудок. Он нуждался в заполнении. Но чем его задобрить?

Маара поднялась на второй гребень и увидела примерно то, что и ожидала увидеть. Бурый поток полз под мертвыми деревьями, в посмертной мольбе вытянувшими руки-ветви к воде. По обоим берегам кости, россыпями и кучами, на костях скорпионы. Она осторожно приблизилась к воде, несущей взвесь размытой глины, которая скоро покроет засохшее дно, затвердеет, станет похожей на белую штукатурку древних. Нечасто Маара тут бывала, потому что, когда пересыхали ближние к деревне водные ямы, пересыхала и большая река, и нечего здесь было искать. Кроме того, ей больше нравились старые города. Деревенские их сторонились, уж, там, боясь призраков или избегая ее общества. Они как бы поделили территорию, оставив Мааре древние руины в единоличное пользование. Грязь в водных ямах осела на дно, вода приобрела прозрачность. Воздух наполнился звуками: на мертвых ветвях пели, ликовали жуки. Давно она их не слыхала… Как долго? И еще один звук…. Послышалось? Нет, какие-то жабы, не то лягушки выжили, зарывшись неведомо в какую глубь, пережили сухие годы. Недолго им радоваться. Скоро все снова засохнет, умрет, затихнет.

Маара стащила с себя коричневую тунику, погрузилась в воду. Снова принялась плескаться, пока не замутила воду. Затем перешла к следующей воронке, присела, вгляделась в свое отражение. Увидела то, что и ожидала. Кожа да кости, провалившиеся глаза, свалявшиеся волосы. Всматриваясь в свое изображение, девушка вдруг почувствовала чье-то присутствие. Сначала Мааре показалось, что ее отражение раздвоилось. Она подняла глаза и увидела на другой стороне водоема глядящего на нее юношу. Он сложил ладони, погрузил их в воду чашей, зачерпнул воды, поднес к губам, не отрывая от нее взгляда. В промежности его Маара заметила то, от чего ее предостерегала Дэйма: два шарика в мешочке и длинную толстую трубку перед ними, совсем не похожие на сморщенные висюльки скальных мужчин, которые она видела, когда те купались. Юноша выглядел на диво здоровым и упитанным, кожа его вовсе не прилегала к костям, обтягивая усохшие остатки плоти, под нею упруго перекатывались мышцы. Маара подумала, что незнакомца следует бояться. Она подумала, что он не скальник. И после этого поняла, что перед нею Данн и что она это знала с первого взгляда. Она протянула к брату руки над водою, опустила их и произнесла:

— Вернулся…

Он молчал, смотрел на нее, разглядывал, воспринимал детали, оценивал… Почему он молчал? Не улыбался, как будто не слышал ее. Хмурился. Пять лет его не было. Ушел он десятилетним, сейчас ему пятнадцать. Уже мужчина. Скальные женятся в тринадцать-четырнадцать, в пятнадцать у них уже дети…

— Мне сказали, что ты еще здесь. Я уж не чаял тебя в живых застать.

— Все умерли или ушли. Только мы с Дэймой остались.

Данн встал, прихватив с земли светлую тунику, вроде тех, что дома носили рабы, отряхнул ее, натянул на тело. Маара вдруг осознала, что и на ней ничего нет, потянулась за своей ненавистной коричневой хламидой, заметила его взгляд — он помнил об этой ее ненависти к одежде скальных людей. Что он еще не забыл?