— Да, я о деньгах.

— То есть ты не оставляешь мне выбора?

— Я ничего насильно не делаю. Но прости, ты выбрала не подкаблучника, чтобы я отказывался от своих решений.

У него вновь играет мелодия вызова, и Лёша отвлекается на звонок. А я кручу его резкие фразы и понимаю, что на самом деле это прутья — железные, неприступные, холодные.

У меня всё-таки нет выбора.

— Можно я сегодня останусь с мамой? — спрашиваю я, когда Лёша вновь готов слушать. — Допоздна. Если ей нужно будет лететь в Москву, то я хотела бы побыть с ней побольше.

— Конечно, крошка. Проведи время с мамой.

Я хочу провести время не только с мамой. Я недолго колебюсь, понимая, что все же делаю только хуже и с каждой встречей с Владиславом будет сложнее потом. Сложнее отказаться, сложнее забыть, сложнее привыкать к Леше, как к законному супругу…

Знаю, но ничего не могу поделать с собой. Я еду в Royal Inn после клиники и нервно поглядываю на часы. Уже семь вечера и нет привычного задела в час, который меня успокаивал в прошлые разы. Но ведь он пообещал, что не приедет раньше. Он согласился на 19.36, а до этих минут у меня есть время. И чтобы взять ключ от нужного номера, и чтобы подняться на этаж, и чтобы погасить весь свет и захлопнуть шторы.

Я выполняю уже ставшие привычными телодвижения пункт за пунктом и строгим взглядом оглядываюсь по сторонам. В номере становится темно и уютно. Мое тело остро реагирует на сумрак именно в этой комнате, зная, что скоро будет так хорошо, что задрожат колени, а с губ сорвутся хриплые стоны.

Как надежная сцепка глубоко внутри.

Сладкий рефлекс.

Я иду в спальню, подсвечивая себе дорогу экраном сотового, и задергиваю тяжелые шторы на последнем окне. Теперь темно во всем номере, без исключений и без неподходящих сюрпризов. Я подхожу к кровати, на которой он взял меня впервые, и трогаю мягкое покрывало. На ощупь другое — более гладкое и под пальцами угадываются простроченные по диагонали толстые швы. Может быть, стильный рисунок из строгих линий.

Я стягиваю покрывало с большой кровати и бросаю его в сторону, после чего снимаю туфли на маленьком каблуке и сажусь на кровать, подобрав под себя ноги. Остаются последние минуты, которые вдруг оказываются издевательски медленными, они буквально едва капают, то и дело застревая между часовыми стрелками. Их приходится подгонять нетерпеливым выдохами и чертыханием по поводу того, почему я не выбрала 19.24. Или 19.30. Уже было бы легче.

Я жду характерный звук, который заучила до мелочей. Щелчок электронного замка и стальной скрип ручки, а потом тугой ход двери, которая открывается внутрь номера. Его шаги, неторопливые и размеренные… А чем ближе, тем больше шансов уловить мужское дыхание, такое же спокойное и глубокое. Мне нравятся эти последние томные мгновения, они безумно волнуют кровь и приносят первый прилив пока еще смазанного удовольствия. Ведь еще секунда, может быть, две… и уже закрутится по-настоящему, чертовым тайфуном. С ним не бывает по-другому, и мне не верится, что когда-нибудь будет.

Но пока длятся эти последние мгновения “до”, есть время дышать полной грудью и улавливать каждый шорох, представляя, как сложится сегодняшняя встреча. Это все равно, что загадать желание, самое нереальное и смелое, и знать, что оно исполнится совсем скоро. Вот он сейчас войдет в комнату и исполнит, до каждой мелочи и неосознанного штриха.

Вот сейчас, да…

— Лиза? — он называет мое выдуманное имя и осторожно толкает дверь спальни, задерживаясь на пороге, словно ждет, что я все-таки отзовусь. — А я надеялся, что молчит только малышка. А Лиза ответит.

Он раскрывает дверь и шагает смелее. Видно, его глаза, наконец, привыкли в темноте, и Владислав начинает двигаться увереннее. Я различаю лишь его массивный силуэт, крепкий и заставляющий думать о том, какие у него рельефные руки. И как хочется оказаться под его тугим тяжелым телом. Это сносит меня, стоит в густых бордово-черных красках представить, как он сейчас тесно обнимет и подомнет под себя, дав кожей прочувствовать, сколько в нем мужской силы и нетерпения.

Хотя во мне его сейчас больше. Я едва остаюсь на месте, наблюдая, как он приближается к кровати.

— Будем завязывать мне глаза? — спрашивает Владислав с яркой улыбкой, которую слышно в расслабленном голосе. — У меня есть галстук для этого.

Он подходит вплотную и безошибочно кладет ладони на мои плечи, сжимая. С лаской и давлением одновременно. Он хочет, чтобы я вспомнила прикосновения его умелых пальцев, и я непроизвольно веду плечами, чтобы заострить ощущения и получить больше. Только Владислав настроен на другую игру, он усмехается и отпускает меня.

— Скучала, малышка? — спрашивает он и опускается передо мной на колени. — Я чуть с ума не сошел. А может и да, это надо еще проверить.

Я чувствую прикосновение мягкой ткани к ладоням и понимаю, что это его галстук, который он стянул с себя.

— Поможешь мне? Нужно сделать пару надежных узлов.

Он подхватывает мои ладони вместе с галстуком и ведет к своему лицу. Он все-таки хочет, чтобы я завязала ему глаза, и я не спорю, хотя не понимаю зачем. Мне все равно, мне чертовски нравится придуманная им игра, как и легкие прикосновения, которые дразнят меня так, что я закусываю губы. Я тянусь за ним, улыбаясь все шире, и не могу удержаться, чтобы не провести ладонью по его коротким волосам.

— Ты мурчишь, — издевается мужчина.

А я закусываю губы сильнее, чтобы не ответить ему какой-нибудь остротой. Вместо этого я наклоняюсь и прикусываю мочку его уха, на что он тяжело выдыхает и в последний момент ловит порочный порыв, который бы перечеркнул всю его затею. Он хочет уже опрокинуть меня на кровать, но все же сдерживается и продолжает воевать с концами галстука, которые передает мне.

— Мы завяжем мне глаза и включим свет, — добавляет Владислав. — Я хочу, чтобы ты видела меня сегодня.

Он говорит без вопросительной интонации, но я понимаю, что это просьба. Мужчина на мгновение замирает, чтобы уловить реакцию, и крепче обхватывает руками мои пальцы. Я же молчу и неотрывно смотрю на него, а вернее на черный цвет, который скрывает заученные до мелочей черты и стоит между нами воздушной преградой.

Как будет без нее? По-другому же, но как...

Без сумрака и странного чувства безопасности, который тот мне дает. Мне ведь легче быть с ним, когда знаю, что ничего непозволительного Владислав не увидит. Я не думаю ни о чем лишнем в темноте, и открываюсь ему без остатка, позволяя чувствовать себя так глубоко и откровенно, как никому другому. Я сама узнала много новой правды о себе благодаря его сильным рукам и налитым губам, они как будто знают тайный шифр, который вскрывает каждый замок.

Это останется? Если включить свет и понадеяться на тонкую полоску ткани...