Естественно, организация во главе с таким боевым ко­мандиром должна была иметь далеко идущие коварные цели. Главная же из них, однако, несколько удивляет своей заземленностью: «ему было предложено убить Анцеловича, члена петроградского ЧК»...

Из воспоминаний и опубликованных в последние годы документов мы знаем, что у большевистских руководите­лей было своеобразное соревнование — на кого из них бу­дет больше всего покушений, на бумаге, естественно. И подследственных пытками заставляли брать на себя вину в подготовке покушений на всех видных руководителей партии и правительства. Местные следователи выбивали показания о терроре против своих местных партийных вождей. Доходило до абсурда, когда обвиняемые даже имен и фамилий тех, кого якобы должны были убить, не знали. Зато эта информация широко публиковалась в газе­тах и создавала дополнительный «имидж» вождям — вот, дескать, какие они борцы за всеобщее счастье, что даже подлые наймиты империалистов пытаются их уничтожить. Страшные времена, когда репутация создавалась на крови. Тысячи людей были расстреляны или пошли в лагеря за мифические попытки убить Сталина, Ворошилова, Кагано­вича, Андреева, Жданова, Ягоду, позднее — Ежова и Берию.

В Москве террористы «охотились» на Дзержинского, Менжинского, Артузова, Уншлихта. В Петрограде — свои вожди и свои террористы.

Никто в группе террористов под руководством Орловс­кого никогда в жизни не слышал фамилии пламенного петроградского революционера Анцеловича. Но кого это волновало? Анцелович ходил гордый и принимал поздрав­ления от товарищей по борьбе. А Василий Иванович Ор­ловский, рассудок которого стал после треволнений в Пет­роградском ЧК еще более податлив на внушение и внеш­нее воздействие, давал показания...

И показал много интересного. Так, дал исчерпывающие сведения об американской, английской, французской и финской разведках, их структуре, способах вербовки аген­тов. Охотно согласился со следователем, что он давно и хо­рошо знает по совместной контрреволюционной деятельно­сти членов «Петроградской боевой организации» Таганцева и Таганцеву, Дмитриева и Морозова, но при этом просто­душно добавил (а следователь это признание занес в прото­кол допроса), что «кто чем занимался» — он не знает. Между вопросами о подготовке различных терактов в Петрограде Василий Иванович доверчиво признается, должно быть, уже полюбившемуся ему следователю, что «за 400000 руб­лей в месяц» он «с готовностью» сотрудничал бы с любой террористической и шпионской организацией.

То есть с террором все ясно. И со шпионажем тоже. Но жаль ограничивать сферу деятельности арестованного, коли он так охотно дает показания, соглашаясь со следова­телем и по сюжету, и по деталям.

То ли следователь предложил ему взять на себя еще и контрабанду и спекуляцию, то ли сам он проявил инициа­тиву, то ли, наконец, действительно как-то в этом участво­вал, но Василий Иванович, не ограничившись шпионажем в пользу ряда европейских разведок, взял на себя еще и спекуляцию, рассказав о связях с супругами Зубер, братья­ми Пак, Осиповым и другими, занимавшимися скупкой ценностей и спекуляцией продуктами. Поскольку профес­сор Таганцев действительно пытался помогать коллегам по кафедре, доставляя продукты из поездок (по линии Сапро­пелевого комитета), покупая их на деньги родственников петроградских ученых, оказавшихся за рубежом и пытав­шихся помочь оставшимся, — не удивительно, что пути их пересекались. И вот в показаниях В. И. Орловского появ­ляются сведения о членах «Петроградской боевой органи­зации» — Таганцеве, Дмитриеве, Кунцевиче, Ромейко, Никольском... Но следователь, видимо, не нажал вовремя, и Орловский так ничего доказывающего их вину и не пока­зал. Есть в протоколе допроса фраза, что о степени участия указанных лиц в организации он не знал. Можно допус­тить, если, конечно, он имел дело со спекулянтами продук­тами, что Таганцев (как показал на следствии Орловский) действительно передавал ему (на продукты) первый раз 60 тыс. рублей, второй — 100 тыс. (не будем при этом забы­вать, что, несмотря на обилие нулей, суммы это были не­большие — на продукты хватало, а вот на оплату взрыва па­мятника дорогому товарищу Володарскому — явно мало...). И тут следователь делает уже испытанный, тради­ционный ход: пару фактов реальных плюс один вымыш­ленный, пару фактов, имевших место, и фантастическое их объяснение. Вполне допустимы в контексте 1921 г. переда­ча определенных сумм профессором бывшему моряку, если профессор подкармливает коллег, а бывший моряк, за неимением службы, спекулирует помаленьку. Но если подтверждены две передачи, почему бы не подстегнуть к ним третью... Ненавязчиво, через запятую... Первый раз дал 60 тыс., второй раз — 100 тыс., а в третий раз Таганцев передал Орловскому бомбу, чтобы взорвать поезд Кра­сина, переправлявший золото бастующим английским рабочим, в то время когда в России самим нечего есть. Классический способ добывания нужных показаний от слабого подследственного! Стоит признать первые две «пе­редачи», а от третьей уже не отказаться. И логика «теракта» следователем построена очень убедительно: сами голода­ем, а он английским рабочим... Взорвать поезд, к чертовой матери!

Насчет бомбы — запомните, я еще вернусь к этому ми­фическому, существовавшему лишь в протоколах допро­сов, взрывоопасному предмету. А пока обращу ваше вни­мание на показания гражданки Рафаиловой, на квартире у которой В. И. Орловский несколько раз ночевал, будучи в Петрограде, и где якобы происходили нелегальные сходки «террористической группы» и встречи с лидерами «Пет­роградской боевой организации».

Один абзац свидетельских показаний О. Рафаиловой сводит на нет всю хитроумную конструкцию следователей: «Относительно «Союза освобождения России» (так, ви­димо, в первых допросах чекисты называли создаваемую ими контрреволюционную организацию, переименован­ную затем в «Петроградскую боевую организацию») слыха­ла от Орловского, но я уверена, что он в этом деле очень мало смыслит... Он, по-моему, ненормален, страдает ма­нией величия, человек необразованный... он сам не отда­вал себе ясного отчета, чего он собственно хочет... Я жале­ла в нем человека, жалела как всякого нищего, которому не могу отказать в помощи».

Следователи не пожалели убогого, радостно ухватились за фантастическое его признание в том, что является «на­чальником террора» в Петрограде. И нисколько не сомне­ваясь (ненормальность Орловского по ходу следствия ста­новилась все очевидней), стали навешивать на него одно за другим фантастические обвинения...

И несмотря на отсутствие каких бы то ни было доказа­тельств участия Орловского в деятельности «Петроградс­кой боевой организации», несмотря на явную сомнитель­ность его показаний о составе, структуре и направлениях деятельности почти всех европейских и американской раз­ведок, несмотря на даваемую ему свидетелями характерис­тику как человеку, мягко говоря, с большими странностя­ми, Президиум Петроградской губчека в постановлении от 24.08.21 г. о расстреле Орловского констатировал:

«Орловский — активный участник «Петроградской бое­вой организации», был избран начальником террора, взор­вал вместе с Германом памятник Володарскому, два раза врывался в квартиру Анцеловича, пытался взорвать и огра­бить поезд Красина, намеревался убить Кузьмина и Зино­вьева, служил в германской, финской контрразведках».