— Как я упоминал, — говорит понтифик, — труды вашего деда пришлись очень кстати.

— У Честера работает бывший инженер «ЭТК», — вспоминает Рэнди. — Он помогал мне считывать перфокарты. Он ваш друг. Он вам позвонил.

Понтифик издает смешок.

— В нашей маленькой компании вряд ли найдется более памятное слово, чем «Аретуза». Бедняга чуть об пол не грохнулся, когда его увидел. Позвонил мне с моторки, Рэнди.

— В чем дело? Что в этой «Аретузе» такого особенного?

— Мы убили десять лет жизни, пытаясь ее взломать! И все напрасно!

— Наверное, это и впрямь было очень досадно, — говорит Рэнди. — У вас до сих пор в голосе слышится обида.

— Я зол на Комстока.

— Это не тот, который…

— Нет, не генеральный прокурор Пол Комсток. Его отец. Эрл Комсток.

— Что?! Тот тип, которого Дуг Шафто сбросил с фуникулера? Который устроил Вьетнамскую войну?

— Нет, нет! То есть да. Эрл Комсток во многом определил вьетнамскую политику. И Дуг Шафто действительно заработал свои пятнадцать минут славы, выбросив его из фуникулера, если не ошибаюсь, в семьдесят девятом. Но весь вьетнамский бред был только эпилогом его настоящей карьеры.

— А в чем она тогда состояла?

— Эрл Комсток, под началом которого ваш дед служил во время Второй мировой войны, был одним из создателей АНБ и моим шефом с 49-го до примерно 60-го. Он был одержим «Аретузой».

— Почему?

— Он считал, что это шифр коммунистов. Что, взломав «Аретузу», мы сможем применить этот подход к последним советским шифрам, которые нам никак не давались. Нелепость, конечно. Однако он верил в это — или по крайней мере так утверждал, — и мы бились лбом об «Аретузу». Сильные люди зарабатывали нервный срыв. Гении убеждали себя в том, что они тупицы. В итоге все оказалось шуткой.

— Шуткой? Как это?

— Мы бесконечно гоняли перехваты через «Харвест». У нас говорили, что в Вашингтоне и Балтиморе пригасает свет, когда мы работаем над «Аретузой». До сих пор помню наизусть первые группы: AADAA FGTAA и так далее. Эти двойные А! Люди писали о них диссертации. В конце концов мы решили, что это просто флюктуации. Мы изобрели абсолютно новые системы криптоанализа, чтобы к ней подступиться — написали новые тома «Криптономикона». Данные были очень близки к случайным. Искать в них закономерности было все равно что читать книгу, которую сожгли, а пепел смешали с цементом в плотине Гувера. Мы ничего толком не получили.

Лет через десять мы стали использовать «Аретузу», чтобы сбить спесь с новичков. К тому времени АНБ фантастически разрослось, мы набирали лучших молодых математиков со всех концов Соединенных Штатов. Когда кто-нибудь из них слишком о себе мнил, его сажали за «Аретузу» — пусть не воображает. Многие обломались. Однако примерно в 59-м появился один парнишка — самый способный из всех, кого мы видели. Он ее расколол.

— Полагаю, вы позвонили не для того, чтобы раззадорить мое любопытство, — говорит Рэнди. — Что он выяснил?

— Что перехваты «Аретузы» — вовсе не шифрованные сообщения, а просто результаты определенной математической функции — римановской дзета-функции, которая применяется в разных целях, в частности, как генератор случайных чисел в некоторых криптосистемах. Парень доказал, что если задать определенные параметры и ввести некую ключевую последовательность, то функция выдаст в точности ту же последовательность, что и перехваты. Больше ничего она не пишет. И на этом карьера Комстока чуть не закончилась.

— Почему?

— Отчасти потому, что он вбухал в это дело безумное количество людских ресурсов и денег. Но главным образом потому, что ключевой последовательностью — затравкой для генератора случайных чисел — оказалась фамилия шефа. К-О-М-С-Т-О-К.

— Шутите.

— У нас были все доказательства, неопровержимые математически. Получалось, либо Комсток сам сгенерировал перехваты, причем имел глупость использовать для затравки собственную фамилию — поверьте, с него бы сталось, — либо над ним чудовищно подшутили.

— А вы как думаете?

— Ну, он никогда не говорил, откуда взял эти перехваты, так что трудно строить гипотезы. Я склонен верить в теорию розыгрыша: уж очень у многих подчиненных был на него зуб. Но не в этом суть. Его с треском вышибли из АНБ в сорок шесть лет. Седовласого ветерана, технократа с самым высоким допуском и кучей влиятельных друзей. Отсюда он более или менее прямиком попал в Совет Национальной Безопасности Кеннеди. Остальное история.

— Ничего себе, — потрясенно говорит Рэнди. — Ну и фруктец!

— Палец в рот не клади, — соглашается понтифик. — А теперь его сынок… ладно, не буду заводиться.

Понтифик надолго замолкает, и Рэнди спрашивает:

— Так почему вы мне сейчас позвонили?

Понтифик несколько мгновений не отвечает, как будто сам не знает ответа. Однако Рэнди думает иначе. Тебе что-то хотят этим сказать.

— Думаю, меня ужаснуло, что талантливые молодые люди будут снова убиваться над «Аретузой». До звонка с моторной лодки я думал, что она мертва и похоронена.

— Но вам-то что?

— Вы и так лишились миллиардных компьютерных патентов, — говорит понтифик. — Это было бы несправедливо.

— Значит, из жалости.

— И потом, я уже говорил, что человек, который вас подслушивает, — мой друг. Он услышит каждое слово, которое вы скажете в ближайшие несколько месяцев, или по крайней мере прочтет в записи. Если вы, Кантрелл и другие будете все это время говорить об «Аретузе», он просто не выдержит. Абсолютно кафкианское дежа-вю. Так что, пожалуйста, бросьте это дело.

— Что ж, спасибо за намек.

— На здоровье. Позволите совет?

— Понтифику положено советовать.

— Прежде должен предупредить, что давно не вращаюсь в свете и не усвоил постмодернистского стремления воздерживаться от оценочных суждений.

— Я приготовился.

— Мой совет: создайте самую лучшую Крипту, какую только можете. Ваши клиенты — по крайней мере их часть — в практическом смысле настоящие аборигены. Они или обогатят, или убьют, как в первобытных мифах.

— Вы про наркобаронистых персонажей?

— И про некоторых белых людей в костюмах. Довольно одного поколения, чтобы вернуться к первобытной дикости.

— Что ж, мы предоставляем самые современные криптографические услуги всем нашим клиентам — даже тем, кто носит кольцо в носу.

— Прекрасно! А теперь — как ни жаль заканчивать на грустной ноте — мне пора прощаться.

Рэнди вешает трубку, и телефон почти сразу звонит снова.

— Ну ты, братец, крут, — говорит Дуг Шафто. — Звоню тебе в самолет, а у тебя занято.

— Я знаю анекдот, — отвечает Рэнди, — про одного чувака, с которым ты встретился на горнолыжном подъемнике. Только с этим придется повременить.