— Из какого оружия он стрелял?

— Кажется, из револьвера тридцать восьмого калибра.

Само собой. Может, из «полис спешл», может, из «виктори», револьвера той модели, из которого убили патрульного Типпита на другой нити реальности.

Губерт Хамфри стал президентом в 1972 году. Землетрясения все усиливались. Число самоубийств росло в геометрической прогрессии. Процветал фундаментализм всех сортов. Терроризм подпитывался самыми разными религиозными экстремистами. Индия и Пакистан начали войну. Поднялись новые грибовидные облака. Бомбей никогда не стал Мумбаем. Превратился в радиоактивный пепел, который разносит ветер.

Та же судьба постигла и Карачи. Мир удалось восстановить, лишь когда Россия, Китай и Соединенные Штаты пригрозили, что бомбардировками отправят обе страны в каменный век.

В 1976 году Хамфри потерпел сокрушительное поражение от Рональда Рейгана. Не смог победить даже в родном штате — Миннесоте.

Две тысячи человек совершили самоубийство в Джонстауне, Гайана.

В ноябре 1979 года иранские студенты захватили американское посольство в Тегеране, взяв в заложники не шестьдесят шесть, а более двухсот человек. По иранскому телевидению катились отрубленные головы. Рейган выучил урок ханойского ада, и атомные заряды остались в бомбовых отсеках и ракетных шахтах, но он послал войска. Оставшихся заложников, разумеется, перебили, а вскоре возникла новая террористическая организация, назвавшаяся «Основанием» — или, на арабском, «Аль-Каидой», — которая начала устанавливать придорожные мины здесь, там, повсюду.

— Этот человек умел выступать, как никто другой, но он понятия не имел, что такое воинствующий ислам, — заметил Гарри.

«Битлз» воссоединились и сыграли Концерт мира. Террорист-смертник взорвал в толпе пояс шахида и убил триста человек. Пол Маккартни ослеп.

Вскоре после этого заполыхал весь Ближний Восток.

Россия развалилась.

Какая-то группа — вероятно, покинувшие страну русские закоренелые фанатики — начала продавать ядерное оружие террористам, в том числе и «Основанию».

— К тысяча девятьсот девяносто четвертому году, — рассказывал Гарри, — здешние нефтяные поля очень напоминали черное стекло. Светились в темноте. После этого терроризм начал сходить на нет. Пару лет назад кто-то взорвал портативную атомную бомбу размером с чемодан, но получилось не очень. Я хочу сказать, что должно пройти шестьдесят или восемьдесят лет, прежде чем кто-то сможет устроить гулянку на Южном берегу, и, разумеется, Мексиканский залив превратился в Мертвое море, но от радиоактивного заражения умерло только десять тысяч человек. К тому времени нас это уже не касалось. Мэн проголосовал за присоединение к Канаде, а президент Соединенных Штатов Клинтон возражать не стал. Нам радостно помахали ручкой.

— Билл Клинтон?

— Господи, нет. Он стал бы кандидатом от партии в две тысячи четвертом, но умер от сердечного приступа во время партийного съезда. Место Билла заняла его жена. Она президент.

— Справляется?

Гарри помахал рукой.

— Более-менее… но землетрясения законом не запретишь.

Над головой вновь раздался чавкающе-рвущий звук. Я посмотрел на потолок. Гарри — нет.

— Что это? — спросил я.

— Сынок, никто, похоже, не знает, — ответил он. — Ученые спорят, но в этом случае, думаю, ближе всех к истине проповедники. Они говорят, что это Бог готовится стереть с лица земли всю работу Его рук, точно так же, как Самсон стер с лица земли храм филистимлян. — Гарри допил виски. Румянец затеплился на его щеках… на которых я не видел язв, вызванных радиацией. — И в этом они, наверное, правы.

— Святой Боже, — выдохнул я.

Он пристально посмотрел на меня.

— Наслушался истории, сынок?

Я бы мог ответить: «Хватит до конца жизни».

— Я должен иди. — Я повернулся к Гарри. — У вас все будет в порядке?

— Пока не помру. Как и прочие. — Он встретился со мной взглядом. — Джейк, откуда ты взялся? И почему меня не отпускает ощущение, что я тебя знаю?

— Может, потому, что мы всегда знаем наших добрых ангелов?

— Чушь собачья.

Я хотел уйти, в надежде, что моя жизнь после следующего сброса на ноль станет проще. Но сначала, поскольку передо мной сидел хороший человек, которому выпали огромные страдания во всех трех его инкарнациях, вновь подошел к камину и взял одну из фотографий в рамке.

— Только осторожней, пожалуйста, — нервно воскликнул Гарри. — Это моя семья.

— Знаю. — Я сунул рамку в его скрюченные артритом, покрытые старческими пятнами руки. В рамке была черно-белая, немного выцветшая фотография, увеличенная с кодаковского негатива. — Фотографировал ваш отец? Я спрашиваю, потому что его на фотографии нет.

Он с любопытством посмотрел на меня, потом на фотографию.

— Нет. Нас сфотографировала соседка летом тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. Мои отец и мать тогда уже жили врозь.

Я задался вопросом, та ли это соседка, которую я однажды видел. Она курила сигарету и попеременно мыла семейный автомобиль и поливала семейную собаку. Почему-то я не сомневался, что та самая. Откуда-то из глубин сознания, словно звук, идущий из колодца, вдруг донеслись голоса девочек со скакалкой: …И всех вас, конечно, я тоже люблю.

— Он выпивал. Не такое уж большое дело в те годы, многие выпивали и жили под одной крышей с женами, но он, напившись, становился очень уж злобным.

— Готов спорить, становился, — кивнул я.

Он опять посмотрел на меня, более пристально, потом улыбнулся. Большинства зубов уже не было, но улыбка все равно оставалась обаятельной.

— Сомневаюсь, что вы знаете, о чем говорите. Сколько вам лет, Джейк?

— Сорок. — Хотя я не сомневался, что в тот вечер выглядел старше.

— То есть вы родились в семьдесят первом?

На самом деле я родился в 1976, но не мог сказать ему этого, не объяснив, что пять недостающих лет провалились в «кроличью нору», совсем как Алиса — в Страну чудес.

— Примерно. — Я указал на фотографию. — Ее сделали в вашем доме на Коссат-стрит?

Я постучал пальцем по Эллен, стоявшей слева от матери, думая о взрослой Эллен, с которой говорил по телефону, — назовем ее Эллен Два-Ноль. Также думая — а как иначе? — об Эллен Докерти, с которой познакомился в Джоди благодаря гармонии.

— По фотографии этого не скажешь, но волосы у нее были рыжие, верно? Миниатюрная копия Люсиль Болл.

Гарри молчал, сидел с отвисшей челюстью.

— Она стала комической актрисой? Или нашла другую профессию? На радио или телевидении?

— Она диджей радиостанции Си-би-си провинции Мэн, — едва слышно ответил Гарри. — Но как ты…