chitay-knigi.com » Современная проза » Гипсовый трубач - Юрий Поляков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 214 215 216 217 218 219 220 221 222 ... 326
Перейти на страницу:

Завидев Жарынина, Говорухин нахмурился и дернул щекой:

— Ты куда пропал, Дима? Я к тебе раз пять заходил…

— Работаю! Слава, знакомься, Кокотов — прозаик прустовской школы.

— Кокотов? Редкая фамилия… Погодите-ка, — режиссер мигнул, точно от тика, и спросил: — «Гипсового трубача» вы сочинили?

— Я! — Писодей, торжествуя, глянул на игровода и ощутил в сердце теплую щекотку польщенного самолюбия.

— Занятная вещица! — Говорухин сунул дымящуюся трубку прямо в нагрудный карман пиджака и пожал автору руку.

— А вы читали? — глуповато спросил Андрей Львович.

— Я все читаю. Это я ему посоветовал. Он-то ничего не читает. Дима, ты куда пропал? Блиц сыграть не с кем!

— Сидим в «Ипокренине». Пишем сценарий.

— Опять за старое! Смотри, прогоришь!

— Нет, Слава, все будет нормально. Андрей Львович старается.

— Старается? Хм… — Говорухин повернулся к Кокотову. — Валентину он вам сватал?

— Сватал… — признался автор «Кандалов страсти».

— Говорил, что она хорошо готовит?

— Говорил.

— Стасик, это же шутка… — хохотнул Жарынин.

— Женщинами не шутят!

Кокотов, правду сказать, не слушал их разговор, с ужасом наблюдая за табачным дымом, поднимавшимся из нагрудного кармана с клубной эмблемой, и ожидая возгорания режиссерского пиджака. Впрочем, он успел отметить, что со «Стасиком» игровод держится иначе, чем с другими: нет, не заискивает, говорит нарочито по-свойски, но это какое-то натужное равенство, будто Говорухин — тоже сосед-помещик, но богатый, многодушный и со связями при дворе. Наконец они распрощались, и отец «Десяти негритят» спокойно, не повредив-таки пиджак, вынул трубку и, попыхивая, продолжил торжественный проход по суетящемуся коридору.

Соавторы тоже пошли своей дорогой.

— Куда мы идем? — спросил Кокотов.

— Сейчас узнаете, ябеда!

Еще одно дружеское объятие, парочка товарищеских рукопожатий, несколько отеческих шлепков по доверчивым девичьим попкам, и они оказались под вывеской:

КАФЕ «БОЛЬШАЯ ЖРАТВА» БАР

Внутри помещения было прохладно и пусто. Лишь в углу кто-то пил кофе, уткнувшись в ноутбук. Писодей огляделся, удивленный: стены кафе-бара представляли собой бесконечный коллаж, составленный из великих стоп-кадров, запечатлевших эпизоды усиленного питания. Пировали пираты Карибского моря и мушкетеры короля, кутили поручик Ржевский и корнет Голубкина, пили пиво с воблой, разложив финансовые документы, Подберезовиков и Смоктуновский, Леонид Филатов с ужасом взирал на свою марципановую голову, а Чапай, высыпав на стол картошку, объяснял, где во время боя должен быть командир на лихом коне… Самое большое фотопанно изображало знаменитую сцену из «Большой жратвы»: Филипп Нуаре и Марчелло Мастроянни уелись до полусмерти.

Молоденький белобрысый бармен при виде Жарынина засуетился и выскочил из-за стойки с той стремительной услужливостью, какая сразу овладевает человеком, стоит ему прицепить к груди служебный бейджик или пристегнуть под воротничок официантскую бабочку.

— Дмитрий Антонович!

— Здорово, Сева! Собрал?

— Собрал!

— Неси! — игровод повернулся к соавтору. — Может, заодно и поедим?

— Я еще не проголодался.

— Тогда два эспрессо.

Бармен кивнул и умчался за стойку, откуда немедленно повеяло ароматом жареных кофейных зерен. Жарынин по-хозяйски сел, осмотрелся, коротко кивнул посетителю с ноутбуком и сказал задумчиво:

— Боится!

— Кто?

— Говорухин.

— Кого?

— Меня.

— Почему?

— Они все меня боятся.

— В каком смысле?

— В творческом, разумеется. Сами подумайте, они же прекрасно знают, чего можно ждать друг от друга. Как говорил Сен-Жон Перс, скорее мартышка станет человеком, нежели талант — гением. Понимаете?

— Еще бы!

— А вот на что способен я, какую картину могу снять я, они не знают. Поэтому и боятся, нервничают…

Писодей хотел съехидничать, что особой нервозности в том же Говорухине как-то не заметил, но, к счастью, не успел. Сева принес две чашечки еле теплого кофе и толстый желтый конверт. Игровод небрежно распечатал, и потрясенный Андрей Львович увидел там две толстые пачки денег, взъерошенные, перетянутые посередке черными аптечными резинками.

— Кокотов, ау!

— Что?

— Это вам! — Жарынин бросил на стол одну из пачек.

— Вы еще и рэкетом занимаетесь?

— Конечно! Я же бандит. У меня тут все на счетчике. Вы теперь тоже! Это аванс. Берите! А то совсем разленились.

Автор «Жадной нежности» нервно стянул резинку и, шевеля губами, пересчитал деньги. Вышло целых сто тысяч! Попутно он сообразил, что имел в виду Виктор Михайлович, объявив цену камасутрина: «три Ярославля и Архангельск». Это означало — 3 500 рублей. В упаковке оказалось двенадцать опаловых «хабаровок», двадцать пять изумрудных «ярославок» и тридцать аметистовых «архангелок». Писодей, отвыкший от крупных сумм, пересчитал еще раз. Жарынин смотрел на него с ироничным сочувствием, как добрый хозяин — на голодного путника, которого пустили в дом к ужину, но бедняга никак не может наесться досыта и это уже начинает раздражать. Наконец Кокотов с трудом засунул аванс в бумажник, и тот, небывало растолстев, никак не хотел складываться пополам.

— Можно бумагу?

— Зачем?

— Расписка.

— Мне от вас не расписка нужна, а синопсис. Свежий ход! Понятно? Поехали! — он обернулся к бармену. — Сева, зайдет Маргарита Ефимовна с мистером Шмаксом, привет обоим!

— Хорошо.

— Кофе у тебя холодный. Подрегулируй автомат!

— Будет сделано!

…На стоянку они прошли каким-то совсем коротким и безлюдным коридором. Стало ясно: игровод нарочно сначала провел соавтора долгим и людным путем, чтобы показать свое могущество здесь, в логове Синемопы, где запросто бродят палачи и знаменитости, где количество тугих девичьих попок на квадратный метр поражает взволнованное воображение, где тебе просто так, под чернильницу могут бросить на стол сто тысяч рублей…

Глава 90 Камасутрин форте

«Пусть чудит, лишь бы платил!» — думал автор «Полыньи счастья», удивляясь, как ему раньше не пришло в голову потребовать аванс.

Разбогатевшего Кокотова взяли сомнения: какой процент от гонорара составляет полученная сумма? Однако спросить об этом он не решался, боясь огорчения. Почти полчаса они простояли в пробке на Смоленке, перед серой уступчатой высоткой — огромным унылым храмом коварного и скрытного Бога Иностранных Дел. Жарынин смотрел на безнадежно красный светофор с тем хищным выражением, которое писодей заметил у него еще в первый день знакомства.

1 ... 214 215 216 217 218 219 220 221 222 ... 326
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности