«Да, я вырос в долине!»

Он понял, что память его жива, и испытал несказанную радость. Эта радость вытеснила тревогу, вызванную появлением еще одного живого существа в здешней пыльной пустыне.

«Я — Феррас Вансен, уроженец долины».

Незнакомец был почти раздет, не считая куска ветхой ткани, прикрывавшей его бедра. Его длинная борода казалась серой — то ли от седины, то ли от вездесущей пыли. Он не двигался, а взгляд его был неотрывно устремлен на путников. Когда они приблизились, Феррас Вансен осознал: он впервые встретил в этом таинственном краю человека, чьи глаза открыты и видят то, что происходит вокруг. Без сомнений, старик бодрствовал.

— Кто ты? — осведомился Вансен. — Или мне запрещено спрашивать об этом?

Глаза незнакомца сверкнули из-под насупленных бровей. Он улыбнулся, но улыбка его не выражала ни дружелюбия, ни враждебных намерений.

— Вы подошли к последней реке, но то место, куда вы стремитесь, находится не здесь, не в обители Сна, — изрек он. — Если вы переправитесь на другой берег, вы найдете там великих, с коими желаете встретиться.

— Я ничего не понял, — пожал плечами Феррас Вансен.

Его отец опустился на землю и снова запел.

— Тебе нет нужды понимать, — молвил бородатый незнакомец. — Ты должен делать то, что тебе нужно сделать. Все, что случится с тобой дальше, зависит от того, кто гораздо сильнее меня.

Старик переступил с ноги на ногу. Его босые ступни потрескались и задубели, как у человека, никогда не носившего обуви. В отличие от отца Вансена, он не походил на призрак и был таким же материальным, как любое живое существо. Вансен видел каждую морщинку на его лице, каждый волосок на его бороде.

— Ты так и не скажешь мне, кто ты, господин?

Старик покачал головой.

— Я не господин — по крайней мере, не твой. Кто я? Силуэт, образ, а может, просто слово. Вот и все. А теперь входите. Там есть вода — вам обоим надо умыться.

Сам не понимая, каким образом, Феррас Вансен очутился в хижине. Стоило путникам войти внутрь, и вечные сумерки сменились ночью — сквозь щели в стенах Вансен видел черное бархатное небо, усыпанное бриллиантами звезд. Он подошел к стене и приник к одному из отверстий. Хижину окружали звезды, бесчисленные звезды, они сверкали, как свечи, зажженные в честь всех богов. Звезды были сверху, по сторонам и даже снизу. Пораженный невероятным зрелищем, Феррас Вансен повернулся к отцу и увидел, что тот умывается в деревянной лохани, такой же грубой, как сама хижина.

Вансен присоединился к нему. Вода, омывшая пропыленную кожу, доставила ему наслаждение, ненадолго затмившее все прочие чувства. За время скитаний он позабыл о том, что у него есть тело, и теперь было приятно вспомнить об этом. Даже призрак отца, словно сотканный из тончайшей паутины, светился от удовольствия.

— Я много раз мог приехать домой, однако я этого не делал, — признался Вансен. — Я боялся тебя, папа. Боялся, что ты будешь мной недоволен. Порой я ненавидел тебя и ничего не мог с этим поделать. Ненавидел за то, что ты всегда создавал трудности там, где их можно было избежать.

Впервые за долгое время отец перестал петь и погрузился в молчание. Он выпрямился, вода текла по его лицу и рукам, как дождевые капли по оконному стеклу.

— Я пленник своих убеждений, — произнес Падар Вансен. — Так мне всегда казалось. Но сейчас я ни в чем не уверен. Все унеслось, растаяло как дым…

Слова отца ложились на душу Вансена, как целительный бальзам на рану. Он упивался ими, как измученный жаждой человек, добравшийся до чистого ручья. Но старик не успел договорить, и они вновь оказались за пределами хижины, посреди пыльной пустоши, над которой тускло светилось сумеречное небо. Бородатый незнакомец по-прежнему опирался на посох — изогнутую узловатую палку, на вид такую же древнюю, как он сам.

— Ступайте в ту сторону, — изрек он и указал туда, где виднелось нагромождение красноватых камней, покрытых пылью. — Раздробите эти камни и вотрите их в свои тела. Тогда вы сможете пересечь свет последнего заката и сохранить память о самих себе. Это касается вас обоих. Там, куда вы отправляетесь, нет различий между живыми и мертвыми, все подчиняются одним и тем же законам.

Вансен подошел к куче камней, взял два из них, потер один о другой и превратил их в кроваво-красное крошево. Следуя наставлениям незнакомца, он натер себя каменной пылью и почувствовал, как в его тело входит свет. Когда он закончил, его тело засияло. Такое же чудо произошло с отцом — он тоже засветился изнутри и стал более материальным.

— Это вещество дает жизнь даже тем, кто не способен любить, — донесся до Вансена голос бородатого старца. — Живых оно защищает от смерти, ибо там, куда вы направляетесь, дыхание жизни притягивает смерть, как мед притягивает мух. А теперь идите.

И старец исчез, растворившись в пыльном облаке. Подобно вихрю, это облако закружилось на том месте, где он только что стоял. Вансен задержал дыхание, и со следующим вдохом поток пыли устремился в его грудь. Он сам стал пылью. Поток подхватил его.

Их окружал город, настоящий огромный город, по сравнению с которым город спящих был жалкой деревней.

По утверждениям оракулов, это поселение, величайшее из всех существующих, занимает все земное пространство. В какие бы дальние края судьба не занесла жителя нашего мира, под его ногами всегда находятся дома и улицы города Багрового Солнца. Если верить оракулам, здесь никогда не звучит смех, плач заменяют приглушенные всхлипывания, а пение — еле слышный шепот.

Феррас Вансен и его отец шли по городу, окутанному тишиной, словно пеленой тумана. У всех прохожих глаза были открыты, взгляды устремлены в пустоту, а лица выражали безнадежность. Вансен с трудом передвигал ноги, словно к ним привязали тяжелые камни. Все улицы походили друг на друга, ибо повсюду царили тоска и уныние.

Увлекая за собой покорного отца, Вансен двигался к центру города, туда, где стоял дворец повелителя Земли. Тысячи безмолвных призраков устремлялись в том же направлении — к исполинским черным воротам, притягивавшим их, как магнит. Многие путники были обнажены, наготу других прикрывали лишь ветхие лохмотья, которые позволяли разглядеть их тела, поросшие перьями, косматым мехом или разноцветной чешуей. Вансен не мог понять, кто перед ним, люди или чудовища. Они с отцом перемещались в толпе, как щепки, подхваченные медленным течением реки. Ворота и исполинские стены дворца становились все ближе.

Феррас Вансен взглянул на отца. Старик был единственным из этой толпы, кто шел с закрытыми глазами. Черты его по-прежнему оставались расплывчатыми, как дым, но обретенное сияние сохранилось и напоминало отражение пламени на серебряной поверхности. Приглядевшись, Вансен убедился, что остальные призраки тоже светятся — точнее, отражают свет окон дворца, залитых багряными отблесками заката.

— Обитель Дальнего Запада, — прошептал старик. Он не пытался ничего объяснить, просто повторял бессмысленные слова как молитву. — Гнездо ворона. Замок, где все распадается. Великое сосновое дерево…