«Но это невозможно…»

Он окинул глазами бесконечные заросли, словно искал ускользавшее от него имя меж прямых древесных стволов. Все усилия были напрасны — имя потерялось в глубинах памяти.

Девочка грустно покачала головой.

«Неужели ты не можешь вспомнить, как тебя зовут? Тогда идти на риск — чистое безумие. Только сильные духом могут попасть в город и остаться в живых».

Она протянула свою бледную, прозрачную руку, и к берегу подплыла лодка — утлое суденышко из потемневших досок, сколоченных ржавыми гвоздями.

«Это все, чем я могу тебе помочь. Я делаю это в память о человеке, который был похож на тебя. Он тоже доверил мне свою жизнь, но это случилось давным-давно. Запомни, твое имя — Феррас Вансен. Ты из племени смертных, но ты еще жив. А теперь иди».

В следующее мгновение он оказался на середине реки. Берега исчезли, его окружал непроглядный туман.

Долго, бесконечно долго он скользил в утлой лодке по темной воде, не зная, куда движется. Громадные тени мелькали на тусклой поверхности вод, и лодка качалась, пересекая их, как на волнах. Несколько раз водную гладь взрезали какие-то существа; он успел разглядеть, что шкуры у них темные и блестящие, как полированный металл. Существа не проявили никакой враждебности, словно не заметили его. Но он был рад, что лодка спасла его от необходимости вплавь пересекать холодный поток, где можно стать добычей загадочных чудовищ.

«Меня зовут Феррас Вансен», — напомнил он себе.

Он чувствовал, что готов вновь забыть свое имя, потерять в тумане. Когда девочка назвала его так, он сразу поверил. Но здесь, посреди темной воды, нельзя было полагаться на память.

«Как я оказался в этом туманном краю?»

Ненадежная память отказывалась отвечать. Девочка сказала, что он очутился здесь по несчастливому стечению обстоятельств — вот все, что он знал. Как ни странно, в этом знании было нечто успокоительное.

Его руки и ноги, прежде осязавшие шершавую поверхность дерева, внезапно ощутили нечто скользкое. Он взглянул вниз и с содроганием увидел, что лодка уже сделана не из серых досок, а из змей: сотни блестящих рептилий тесно переплетены друг с другом, как стебли тростника, из которого плетут циновки. В отличие от стеблей тростника, змеи были живыми, они извивались и шипели. Он поджал под себя ноги, не понимая, что страшнее — сплетенная из змей лодка или кишащий чудовищами темный поток.

Не в силах стряхнуть с себя оцепенение, он увидел, что лодка начинает распадаться — змеи вырвались на свободу и падали в тихие воды, как толстые веревки. Они выпутывались все быстрее и быстрее, борта лодки разрушались, и лишь под ногами еще оставалась зыбкая извивающаяся опора.

Он вперил взгляд в туман, пытаясь разглядеть противоположный берег или хотя бы выступающий из воды камень, который мог бы его спасти. Лишь несколько скользких змеиных тел отделяло его от воды. Он попытался вспомнить имена богов и помолиться о спасении, но эта задача была не по силам его ослабевшей памяти.

«Феррас Вансен. Так меня зовут. Я капитан, мне пришлось много воевать. Я люблю женщину, которая меня не любит и никогда не полюбит. Мое имя Феррас Вансен».

Стоило ему произнести это мысленно, как опора под ногами распалась и его поглотила ледяная тьма.

Он очнулся не посреди реки и даже не на берегу, а на сумеречной улице. Многочисленные фонари отбрасывали тени и отблески на булыжную мостовую. Свет их был неровным, и силуэты обшарпанных домов с трудом угадывались во мгле. Улица была совершенно пустынной, без единого прохожего.

«Где я?» — подумал Вансен.

Кто-то услышал его немой вопрос.

«Ты в городе спящих, — раздался у него в голове голос девочки, вернувшей ему имя. Голос был таким тихим, словно она стояла на другом берегу реки, исчезнувшей из виду. — У тебя только один путь, Феррас Вансен, и это путь вперед. Помни…»

Едва слышный голос оборвался. Мгновение спустя Вансен уже не мог вспомнить его звучание, не мог вспомнить, как выглядела девочка. Он двинулся вперед по мостовой и с удивлением заметил, что его шаги не производят ни малейшего звука. Впрочем, здешняя тишина была не такой глухой, как в таинственном лесу. До него доносилось отдаленное звяканье капель воды, он слышал слабый шелест ветра.

В большинстве своем окна домов были темными, но кое-где горел свет. Он заглянул внутрь и увидел людей. Все они были погружены в сон, даже те, кто стоял или ходил. Глаза их были закрыты, движения казались медленными и бесцельными. Многие обитатели странного города сидели на стульях, прислонившись к стенам пыльных запущенных комнат, неподвижные, как каменные изваяния. Кто-то помешивал варево в горшках, но огонь в очаге не горел. Другие нянчили детей, вялых и податливых, как тряпичные куклы: их головки беспомощно мотались, рты послушно раскрывались, когда родители подносили к ним пустую ложку.

Картина эта казалась столь удручающей, что он решил больше не заглядывать в дома.

По мере того как он приближался к центру города, улица заполнялась прохожими, хотя все они двигались, как усталые пловцы. Взгляды невидящих глаз были устремлены в свинцово-серое небо. Здесь, в центре, встречались и повозки, нагруженные какими-то свертками. К великому изумлению Вансена, лошади тоже спали, челюсти их медленно пережевывали пустоту. Толпа плыла, как стая рыб на дне зимнего озера; люди заходили в лавки и покупали вещи, которых не могли увидеть или попробовать на вкус. Спящие музыканты играли беззвучные мелодии на покрытых пылью инструментах, спящие клоуны кружились в танце, напоминавшем танец снежинок, и кувыркались по земле, не замечая того, что их выцветшие костюмы покрываются грязью.

Путник озирался по сторонам, страх и недоумение, овладевшие его душой, с каждой минутой усиливались. Внезапно он заметил молодую женщину, которая, отделившись от толпы, направлялась прямо к нему. Если бы не сонное оцепенение, она, пожалуй, была бы хороша собой. Лицо женщины заливала молочная бледность, под длинными опущенными ресницами угадывалось серебристое сияние глаз. Но ее нижняя губа отвисла, как у слабоумной, мышцы не слушались, и она никак не могла изобразить улыбку. Подняв руку в знак приветствия, женщина протянула пришельцу увядший цветок. Его белые лепестки были испещрены красными полосами, напоминавшими следы крови.

«Это асфодель, цветок бога», — догадался он, хотя никак не мог вспомнить, имя какого бога связывают с этим цветком.

— Я красива? — спросила женщина.

Ее губы почти не шевелились, но голос был звонким и ясным.

— Да, — ответил он, ибо законы учтивости не предполагали иного ответа.

Впрочем, он не слишком грешил против истины — когда-то, без сомнений, женщина была красива. Возможно, вырвавшись из этого сонного царства, она сможет вновь обрести красоту.

— Ты очень любезен. Возьми мой цветок. — Она плотно сжала губы, словно пыталась сдержать дрожь. — Я давно не слышала таких, как ты. Здесь так одиноко.