Открытым остается вопрос — входят ли в это число погибшие в районе Слоним — Барановичи 15 солдат и унтер-офицеров и 2 офицера из состава подразделений[1348], выделенных 45-й дивизией в передовой отряд корпуса (фон Штольцмана)?

Кроме того — наверняка эти данные никак не отразили и потери батареи 201 StgAbt. (как минимум — 4 человека из экипажа штурмового орудия, подбитого у пкт 145). Возможно, что понесли потери и огнеметчики[1349], приданные атакующей группировке I.R. 135.

Помимо официальных данных дивизии, есть еще и данные ее военного священника Рудольфа Гшопфа, имевшего прямое отношение к учету потерь. Он приводит следующие цифры — 482 погибших, из них 32 офицера; раненых — около 1000 человек, из них более 30 офицеров. Эти цифры соответствуют количеству могил на дивизионном кладбище.

Заметно, что данные Гшопфа отличаются числом погибших солдат и унтер-офицеров (больше на 30 человек) и гораздо значительнее — количеством раненых. В принципе они приближаются к показателю изменения численности боевого состава, указанного в приложении — 1603 человека.

Можно дать и некоторое объяснение цифрам Гшопфа. Он учел всех раненых, поступивших в медпункты или обратившихся за медпомощью (в т. ч. больных). Отчет дивизии — только тех, кто к моменту его написания (8 июля) находился на излечении в госпиталях.

Наконец, третий вариант потерь, правда, не итоговый, а промежуточный — это данные, указанные в донесении начальника штаба группы армий «Центр» Грейффенберга от 27 июня: убито — 28 офицеров, 251 унтер-офицер и солдат; пропало без вести — 2 офицера и 206 унтер-офицеров и солдат. Итого безвозвратных потерь (учитывая, что немцами к этому времени была занята почти вся цитадель, все пропавшие были, скорее всего, мертвы) — 30 офицеров и 457 унтер-офицеров и солдат. Таким образом, общее количество безвозвратных потерь (487 человек) — даже превосходит данные Гшопфа!

Согласно Грейффенбергу, потери дивизии ранеными — 31 офицер и 619 унтер-офицеров и солдат. Учитывая, что эти данные — лишь на 27 июня, заметно, что они стыкуются с цифрами «Отчета о взятии Брест-Литовска».

Окончательно точку в вопросе о количестве потерь 45-й дивизии при взятии Брест-Литовска может поставить только их поименный перечень. Возможно, он был отослан Гшопфом в Линц, где и затерялся.

Как оценить потери (прежде всего — безвозвратные) дивизии при взятии Брест-Литовска? Обычно их число (допустим 453 погибших) сравнивают с потерями за всю польскую (158) или французскую (462 погибших) кампании. Однако это сравнение говорит лишь о степени ожесточенности кампании[1350], но не боя. И в Польше, и во Франции дивизия провела лишь по одному сражению, сравнимому со взятием Бреста — под Олешице (отражение попытки прорыва польских войск) и у Реймса (форсирование Эны с последующим прорывом через полосу укреплений). И соответственно потери дивизии — это прежде всего потери за эти сражения. В том и другом случае безвозвратные потери сравнимы со сражением за Брест. Олешице: за 2 дня (15 и 16 сентября 1939 г.) — 7 офицеров и 117 унтер-офицеров и солдат (среднесуточные — 62 человека). Эна: за 3 дня (9–12 июня 1940 г.) — 16 офицеров и 362 унтер-офицера и солдата (среднесуточные — 126 человек)[1351]. Брест: за 5 дней (22–26 июня) — 30 офицеров и 457 унтер-офицеров и солдат (среднесуточные — 98 человек)[1352]. Как видим, потери в Бресте даже меньше французских! Тогда почему же они так встревожили не только Шлипера, но и командование А.О.К.4 и даже начальника Генерального штаба ОКХ?

Одно из объяснений кажется наиболее правдоподобным. За 22–30 июня на Восточном фронте было убито: 524 офицера и 8362 унтер-офицеров и рядовых[1353]. Среднесуточные[1354] — 987 человек. Учитывая, что, по данным Рудольфа Гшопфа, безвозвратные потери 45-й дивизии за 22 июня — 311 человек (21 офицер и 290 унтер-офицеров и рядовых), выходит, что более 30 %, фактически треть потерь за первый день кампании на Востоке — это потери 45-й пехотной дивизии из Линца[1355]!

Основная причина высоких потерь — неверно спланированная операция. Имеющимися силами невозможно было достаточно плотно прочесать местность — в итоге атакующие части постоянно подвергались обстрелу с тыла, теряя личный состав и не видя противника. Более того — атакующие с тыла красноармейцы имели возможность и спокойно прицелиться, и выбрать себе наиболее достойную жертву, отсюда и высокие потери офицеров. Хотя стрелять защитникам приходилось редко, но метко — вероятно, уже через несколько часов боя стала ощущаться нехватка боеприпасов. Меткие, внезапно появляющиеся стрелки — отсюда и пошли легенды о снайперах ОГПУ.

Что касается стрелков на деревьях — то обе стороны, ничего не упоминая о собственных снайперах, действующих подобным образом, постоянно говорят об уничтожении вражеских «кукушек». Остается согласиться с Лозертом, что перед нами — классический случай «борьбы с тенями».

…Молодые солдаты с обеих сторон, впервые попавшие в бой, более того — бой, не имеющий ни флангов, ни тыла, часто — без каких-либо командиров, вели огонь по любому подозрительному шевелению где-то в кустах или мельканию трудноразличимой фигуры среди развалин. Отсюда — и многочисленные рассказы о «немцах, переодетых в советскую форму» или «русских в немецкой форме». Никто не переодевался — зачем? Если обе стороны периодически стреляли в своих же, принимая их за врагов, переодевание было вдвойне опасным — если не убьют свои же, от страха не желающие ни в чем разбираться, то добраться до чужих, непонятно где находящихся… и выжить при этом — задача невыполнимая.