и надо ли? Но если вы настаиваете…

– Настаиваю, – уронил Ван Со, не отвечая на усмешку.

– Что ж, тогда я буду звать вас доктор Ван.

– Зови, – милостиво позволил император Корё, который им и остался. – Но для начала ответь на вопрос.

– Да.

Это был ответ. И Ван Со это понял.

– И давно?

– Нет. Я бы даже сказал, что по сравнению с вами у госпожи Хэ амнезия. Однако я так не скажу, потому что дело не в том, давно ли она помнит и терзается воспоминаниями. А в том, как она помнит.

Справа послышалось короткое шипение, словно Ван Со глубоко порезался.

– Как она… – начал говорить он и умолк.

«Справилась? Вынесла это?» – мысленно договорил за него Чжи Мон и невесело усмехнулся, поймав удивлённый взгляд императора. Знать бы… Теперь он этого не мог. Теперь он на многое не был способен, и это было непривычно и… неприятно в какой-то степени.

А Хэ Су… Он мог только предположить, как она вынесет обрушившийся на неё груз памяти и вины, когда сам передал ей письма – последнее, что осталось ему от вечности и утраченного всесилия. Мнимого всесилия, но тем не менее… Чжи Мон не знал, справится ли она, когда прочтёт. Именно поэтому, миновав окраины Сеула, он заторопился на северо-восток, наплевав на ограничения скорости. А то ведь можно и не успеть. А если они не успеют, то всё пойдёт прахом уже навсегда и это он ни исправить, ни простить себе уже не сумеет.

Перед его глазами вновь мелькнул мост через Ханган, который зачем-то попытались переименовать в Мост жизни, не изменив при этом его мрачную суть.

Он тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли. Нет-нет! На этот раз всё будет хорошо! Он не знал наверняка, но всем сердцем в это верил, а вера, как ни парадоксально, зачастую сильнее знания.

В лобовое стекло автомобиля застучали крупные капли дождя, и Чжи Мон включил дворники, а затем всё-таки сбросил скорость: они покинули цивилизацию и нырнули в лесной сумрак. Дорога стала хуже во всех смыслах. Так стоило ли рисковать за несколько минут до цели?

Его мысли вернулись к Хэ Су и к вопросу Ван Со о том, как она справилась с возвращением памяти о прошлом.

Да, дело вовсе не в том, сколько времени помнить и перебирать бисер воспоминаний, а как это делать: по крупинке, перекатывая каждую меж пальцев, заново впитывая отдельные ощущения, или горстями, залпом проглатывая сладость и горечь вернувшегося.

С Хэ Су случилось второе. Несмотря на то, что какие-то образы из прошлой жизни просачивались в её сознание в обрывочных снах, попав на выставку и увидев своего императора, она провалилась в бездну минувшего и захлебнулась воспоминаниями, как однажды – водой, во время одного судьбоносного солнечного затмения.

Правда, ей вновь пришлось помочь. Направить, подтолкнуть, подсказать. В конце концов, проводники бывшими не бывают.

Чжи Мон довольно сощурился, в который раз вспомнив, как долго и кропотливо собирал коллекцию предметов быта по двум Кореям, Северной и Южной, как контрабандно вывез картины из Кэсона, чудом избежав огнестрельного ранения от преследовавших его полицейских, как организовывал выставку в «Лотте»…

У него даже мелькали смелые мысли о грядущем, ведь он подумывал подарить это бесценную коллекцию на одну будущую свадьбу, однако для начала нужно было эту самую свадьбу устроить, чем он и занимался, временами срываясь в сомнения, ведь теперь он не мог свободно распоряжаться временными и пространственными тканями, равно как и читать мысли и много чего ещё, что было в его арсенале… когда-то.

Но главное – результат, к которому он приближался со скоростью… Чжи Мон глянул на спидометр и благоразумно скинул скорость ещё. Осталось совсем чуть-чуть. Каких-то пара-тройка километров.

А воспоминания Хэ Су… Нет, звездочёт не сомневался, что она справится. Не зря же он её выбрал когда-то! И все эти крупинки слов, чувств и образов прошлого, в которых она сейчас барахталась, как в зыбучих песках, в конечном итоге станут её самым дорогим сокровищем. И неважно, что миновала тысяча лет. Ведь иногда даже для людей меняется восприятие времени: века проносятся минутами, а часы растягиваются на столетия.

Теперь и он это понимал.

– Для госпожи Хэ всё это было как будто вчера, – задумавшись, Чжи Мон позабыл, что император ждёт его ответа, и повернувшись к нему, встретил его печальный взгляд.

– Ты думаешь, для меня – иначе? – слабо усмехнулся Ван Со. – Тебе ли не знать, как коротка тысяча лет… – Он помолчал и добавил: – И как отчаянно бесконечна.

«…если ты одинок», – мысленно продолжил Чжи Мон.

– А ты знаешь, каково это – тысячу лет просить у кого-то прощения и не иметь возможности исправить свою ошибку? Вернуть сказанные слова? Поступить иначе?

– Знаю, – прошептал астроном, глотая правду своих слов вместе с колючим комком, вставшим вдруг поперёк его горла.

– И за что ты так с нами? – тихо спросил Ван Со, отчего у Чжи Мона потемнело в глазах и он едва успел нажать на тормоз, останавливая машину у обочины. Вовремя. – Тысяча лет… Ты хоть понимаешь, что ты натворил?

– Простите меня, Ваше Величество, – разволновавшись, Чжи Мон и сам не заметил, как вновь вернулся к прежнему обращению. Впрочем, для него это всё тоже было как вчера, поэтому он не испытал и тени смущения. А вот раскаяние его затопило с головой, несмотря на то, что он просто честно делал свою работу – исполнял волю Небес. – Если можете – простите.

– Тысяча лет… – не слыша его, повторил Ван Со. – Не велика ли плата за ошибки?

– А бессмертие? – неожиданно для самого себя спросил Чжи Мон, облокачиваясь на руль и тяжело глядя на императора.

И вновь, далеко не впервые за эту долгую ночь откровений и открытий в угольно-чёрных глазах Ван Со мелькнуло удивление, а затем – понимание. Он шумно выдохнул, изменившись в лице:

– Ты… Ради того, чтобы… Но почему?

– Потому что я так больше не могу, Ваше Величество, – прямо ответил Чжи Мон, ощущая невероятное облегчение от того, что больше не придётся притворяться тем, кем он не является. – Не вы один несёте бремя вины, которое столетиями гложет душу. Это первое. К тому же, я просто устал заставлять себя ничего не чувствовать и идти в никуда. Мне хотелось… понять,