государственного управления не вызывали у верховной власти обострения ее весьма щекотливого отношения ко всему, что имело характер упразднения абсолютизма. Так, существовали слова, которые неизменно вызывали открытое негодование верховной власти, и к ним прежде всего принадлежало слово «конституция», и этого слова октябристы нарочито избегали, кадеты же, напротив, повсюду его втискивали, наивно думая, что закреплением какого-либо термина можно закрепить и сущность его содержания. Правые разбирались в этом вопросе гораздо лучше. Они вполне понимали, что работа октябристов медленно, но верно приведет к гораздо большему участию общественности в делах государственного управления и к значительно более скорому превращению управления страной из полицейско-бюрократического — в самоуправляющееся, нежели резкая, бестактная и формально-тупая политика кадет. Не без основания поэтому правые усматривали своих наиболее опасных врагов именно в октябристах и о всяком их действии доносили на верхи.

Левее кадет оказалась новая фракция прогрессистов[649], числом незначительная и поставившая себе главною целью перещеголять кадет оппозиционностью и радикальностью. Лидером этой группы состоял И.Ефремов, человек определенно тупой и бездарный, но крайне честолюбивый. Украшением этой группы был, несомненно, Н.Н.Львов, увлекающийся характер и горячий темперамент которого неизменно бросали его в борьбу со всем тем, что ему представлялось не абсолютно чистым и незаконным. Горячий патриот, доказавший это на деле в период борьбы Добровольческой армии с большевиками, Н.Н.Львов во время мировой войны, по-видимому, проникся убеждением, что существующая власть не в состоянии дать России победу над врагами, и поэтому, естественно, превратился в горячего противника обладателя этой власти.

За прогрессистами шла так называемая народническая партия[650]. Как это указывает и самое ее название, она видела в народных массах соль земли и ту часть населения, ко благу которой должны быть по преимуществу направлены все усилия государства, но одновременно партия была проникнута национальными стремлениями, а идеи интернациональные глубоко противоречили ее миросозерцанию. Во главе этой фракции стоял человек, обладавший сильной волей, но недостаточно уравновешенный, малообразованный и малорассудительный — казак Караулов. Впоследствии, при захвате большевиками власти, он встал во главе одного из казачьих войск и большевиками был убит[651].

Этим и ограничивались те фракции Государственной думы, которые в большей или меньшей мере влияли на ход ее работ, а равно обладали известной долей государственного понимания. Левее были лишь две незначительные социалистические группы, как то фракция трудовиков[652], скрывшая под этим названием свое истинное название — социалистов-революционеров, и, вторая, фракция социал-демократов— меньшевиков. Первая возглавлялась А.Ф.Керенским, впоследствии столь способствовавшим окончательному развалу Русского государства, а вторая имела во главе грузина — Чхеидзе[653]. Обе эти партии никакой роли в Государственной думе не играли, и с выступлениями их ораторов Государственная дума совершенно не считалась. Это не мешало, однако, их членам выступать по временам с пламенными речами, но произносились они не для Думы, а, по немецкому выражению, «fur die offene Fenster»[654] и имели целью по возможности разжигать рабочие массы.

То обстоятельство, что правительство сумело не допустить в Государственную думу некоторых наиболее красочных представителей рабочего центра Третьей Государственной думы, не могло, разумеется, не повлиять как на внешность Четвертой Государственной думы, так и на ее работу, и это тем более, что новых видных парламентских деятелей страна в Четвертую Государственную думу не послала.

Не раздавалось с трибуны Четвертой Государственной думы тех благородных, дышащих любовью к родине, но вместе с тем смелых речей, какими были в Третьей Государственной думе речи А.И.Гучкова, Каменского и кн. Шаховского. Лишилась в их лице Четвертая Государственная дума и дельных, образованных и работящих членов образованных в Государственной думе отдельных комиссий, что, конечно, затрудняло их работу. Надо, однако, сказать, что, с другой стороны, изменение тактики кадет, а именно отказ их от той систематической обструкции, которой они предавались в Третьей Государственной думе, в общем облегчило работу.

В результате все сложные внесенные правительством в Государственную думу законопроекты были ею благополучно в комиссиях рассмотрены и с теми или иными изменениями внесены в Государственный совет. Так, военная комиссия ассигновала уже осенью 1912 г. на военные нужды 60 миллионов, а весной 1913 г. на ту же надобность еще 129 миллионов.

Впрочем, надо сказать, что именно на работах военной комиссии всего резче сказалось изменение отношения правительства к Государственной думе.

По составу своему комиссия эта изменилась незначительно. Кадеты, выставившие в качестве своих кандидатов в эту комиссию наиболее левых своих сочленов и при этом настаивавшие на включении в нее членов всех отдельных левых фракций Государственной думы, были все plenum'oм Государственной думы забаллотированы, так что в конечном результате в комиссии этой остался лишь один представитель оппозиции — прогрессист Челноков, но председателем комиссии был избран националист П.Н.Балашов, человек, для этой роли совершенно непригодный. Правда, товарищем председателя был избран Н.В.Савич, вложивший всю свою душу в дело комиссии и весьма скоро превратившийся в ее рабочую ось, но исполнять роль председателя он все же не мог. К тому же в самом начале деятельности этой комиссии в Четвертой Государственной думе произошел по внешности весьма незначительный инцидент, но как-то сразу отразившийся на характере ее деятельности, а именно переименовании ее, по настоянию военного министра, из комиссии по обороне государства в комиссию по военным и морским делам. Это незначительное обстоятельство или привело, или, вернее, совпало с утратой этой комиссией того значения, которое она имела в Третьей Государственной думе. Из комиссии, обсуждавшей по существу вопросы, относящиеся до укрепления военной мощи государства, и проявившей в этой области широкую личную инициативу, она превратилась в комиссию, ограничивающуюся обсуждением вносимых правительством законопроектов, касающихся вооруженных сил империи.

Вопрос об ассигновании огромных сумм, требуемых для полного осуществления большой военной программы, прошел и в комиссии и в plenum'e Государственной думы вполне благополучно, но при этом выявилось отсутствие в Государственной думе лиц, способных обнять огромный вопрос государственной обороны во всей его широте.

Дело в том, что вопрос этот ранее его обсуждения в общем собрании Государственной думы подвергся рассмотрению в частном заседании всех председателей отдельных фракций Государственной думы, при участии всех членов правительства. Здесь ярко сказалось отсутствие главного вдохновителя по этому вопросу военного ведомства А.И.Гучкова.

Военный министр Сухомлинов совершенно не сумел отчетливо доложить все задачи, осуществление которых необходимо для постановки обороны страны на крепких устоях. Речи, произнесенные членами Государственной думы, были определенно обывательского свойства. Значительно ближе других подошел к вопросу А.И.Шингарев, указавший, что для облегчения обороны страны недостаточно организовать мощную, соответственно вооруженную армию. Для успеха при столкновении с другими народами, говорил он, необходимо, чтобы все отрасли народной и