Высказывания Мао Цзэдуна, как обычно, были образными, но каждое слово несло политический смысл. Не оставляет мысль о том, что все, что формально было адресовано неким империалистам, могло относиться не только к США, но и при определенном, с нашей точки зрения, с точки зрения китаеведа, просто необходимом и базирующемся на знании истории и фактов воображении к СССР. Во всяком случае, если принимать во внимание дальнейшее развитие событий и позицию Мао Цзэдуна по отношению к СССР в последующем, для такого восприятия его слов имелись основания. Очевидно, что его высказывания были рассчитаны на то, чтобы насторожить и советских собеседников, заставить их быть еще более осторожными и осмотрительными в делах с КНР.

Молотов, как и положено дипломату, отнес все высказывания Мао Цзэдуна относительно империалистов исключительно к США и счел позицию Китая совершенно правильной. Он сказал: «Таким образом империализм не осмелится третировать Китай, он будет вынужден по-новому смотреть на Новый Китай». Далее Молотов передал Мао Цзэдуну текст речи Д. Ачесона. Он также предложил, чтобы СССР, КНР и МНР по отдельности выступили с официальными заявлениями с целью осуждения клеветнических утверждений государственного секретаря США. Молотов предложил, чтобы эти заявления были сделаны в соответствующих столицах и появились в один и тот же день, 21 января 1950 г.

Мао Цзэдун ознакомился с текстом речи Д. Ачесона, выразил свое возмущение ее содержанием и тут же согласился на предложение Молотова.

Однако, проводив гостей, Мао Цзэдун задумался. Он прекрасно понимал, что Сталин вынуждает его совместно выступить единым фронтом перед общим противником, то есть перед американским империализмом, перед США. Мао Цзэдун не хотел демонстрировать здесь свое полное единство со Сталиным, то есть, по сути дела, подтверждать, что в вопросе об отношениях с США он вынужден следовать за Сталиным. Мао Цзэдун понимал, что и Москва, и Вашингтон сделали свои сильные ходы, пытаясь заставить Пекин прояснить его позицию в треугольнике Москва – Вашингтон – Пекин, прямо ответить на вопрос о том, с кем и против кого он, Мао Цзэдун, выступает в результате встреч и бесед со Сталиным. В этой ситуации Мао Цзэдун решил уклониться от шага, предложенного Сталиным, и в то же время внешне как бы соблюсти приличия в отношениях со Сталиным. Мао Цзэдун принял решение перевести вопрос в плоскость различия в формах реакции на демарш Вашингтона, на высказывания государственного секретаря США. Это было прямое нарушение слова, данного Мао Цзэдуном в беседе с Молотовым и Вышинским, а фактически слова, данного Мао Цзэдуном Сталину. Однако Мао Цзэдун считал этот вопрос настолько важным, может быть, самым важным или одним из самых важных в своей внешней политике, что пошел на этот шаг.

Мао Цзэдун принял решение не делать одновременно с Москвой официального заявления, то есть не выступать в один и тот же день вместе с Москвой и Улан-Батором (Сталин хотел тем самым и дать понять Вашингтону, что и в вопросе о МНР Мао Цзэдун вынужден идти за ним) с заявлениями министров иностранных дел, а просто ограничиться опубликованием статьи в своей центральной печати. 19 января текст такой статьи, написанной самим Мао Цзэдуном, был передан в Пекин для опубликования в форме ответов на вопросы корреспондента заведующего управлением информации Центрального народного правительства КНР Ху Цяому. Мао Цзэдун много раз применял такого рода прием, когда его соображения появлялись в печати за подписью его подчиненных. Однако все это имело место тогда, когда речь не шла еще о межгосударственных отношениях. Тем более что на сей раз акция Мао Цзэдуна была осуществлена, несмотря на явные грядущие серьезные осложнения в его отношениях со Сталиным, причем практически по главному вопросу мировой политики, по вопросу об отношениях с США.

Как и было обусловлено в беседе Молотова с Мао Цзэдуном, Советский Союз и Монгольская Народная Республика в один и тот же день, 21 января 1950 г., выступили с официальными заявлениями в связи с речью государственного секретаря США; это было сделано в форме заявлений министров иностранных дел каждого из этих двух государств в отдельности.

В заявлении министра иностранных дел СССР указывалось на то, что отношения между СССР и КНР имеют под собой прочную основу дружбы, взаимного уважения независимости и территориальной целостности, что МНР существует как независимое суверенное государство более 30 лет (и это отмечено в Ялтинском соглашении СССР, США и Великобритании), что правительство Китая еще в 1945 г. признало МНР, а КНР и МНР установили между собой нормальные дипломатические отношения.

В Пекине в тот же день, 21 января, были опубликованы ответы на вопросы корреспондента заведующего управлением информации правительства КНР Ху Цяому. Заявления министра иностранных дел КНР не появилось.

Сталин придал случившемуся серьезное значение. Через несколько дней он пригласил к себе в Кремль Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая. При этом было подчеркнуто, что с советской стороны в беседе будут участвовать только Сталин и Молотов. В качестве переводчика с Мао Цзэдуном и Чжоу Эньлаем был Ши Чжэ. Сталин заранее не предупредил Мао Цзэдуна, о чем пойдет речь.

По наблюдениям Ши Чжэ, Сталин и Молотов были настроены дружественно, однако в их поведении не было прежней теплоты.

После того как все уселись, Сталин сказал: «Я пригласил вас сегодня, чтобы обменяться мнениями в этом узком кругу. У Молотова есть кое-что сказать, давайте сначала выслушаем его».

Молотов изложил следующее: «В прошлый раз мы договорились о том, что в связи с речью Ачесона каждый выступит с официальным заявлением с осуждением клеветнических утверждений Ачесона. Мы также условились, что заявление осуждающего характера будет сделано от имени официальных властей. Хотелось бы спросить, опубликовало ли китайское правительство такое заявление?»

Мао Цзэдун тут же ответил: «Опубликовало. Оно опубликовано от имени Ху Цяому».

Сталин поинтересовался: «Кто такой этот Ху Цяому?»

Мао Цзэдун пояснил: «Заведующий управлением информации. В этом качестве он и выступил с заявлением».

Сталин сказал: «В соответствии с международной практикой любой журналист может высказать свое мнение по любому вопросу, опубликовать интервью или комментарий. Но никакие его слова никоим образом не выражают официальную позицию и точку зрения. Поэтому в заявлении частного лица (журналиста) может быть сказано что угодно, но это ничего не стоит».

Вслед за тем Молотов сказал: «Мы ранее условились о том, что Китай выступит с официальным заявлением, иначе говоря, речь шла о заявлении, которое носило бы представительный характер, было бы авторитетным. Однако управление информации – это никоим образом не авторитетная организация, оно не представляет правительство. Интервью заведующего управлением информации корреспонденту никоим образом не заменяет собой выражение официальной точки зрения. Китайская сторона поступила не в соответствии с нашей предварительной договоренностью и таким образом пошла вразрез с нашим соглашением. В результате мы не достигли того эффекта, на который рассчитывали. Что при этом думает китайская сторона, нам не ясно. Раз уж мы договорились, достигли единодушного соглашения, то его следует выполнять, соблюдать. Держать слово – важнейшая часть нашего сотрудничества. Таковы наши соображения. Сегодня мы хотели бы послушать мнения и разъяснения китайских товарищей».