— Вытащить отсюда мостовиков — самая большая задача, с которой я когда-либо сталкивался, — сказал Каладин. — Намного более трудная, чем побег в одиночку. И меня всегда ловили, заметь. Быть может, сейчас я навлеку на себя еще одно несчастье.

— На этот раз будет по-другому, Каладин, — сказала Сил. — Я чувствую.

— Ты говоришь, как Тьен. Но его смерть доказала, что слова ничего не изменяют, Сил. Я не собираюсь опускать руки, но не могу не думать о том, что уже случалось со мной. Все началось с Тьена. И с этого мгновения все люди, которых я хотел защитить, умирали, несмотря на все мои усилия. Каждый раз. Вполне достаточно, чтобы заставить меня задуматься, почему сам Всемогущий ненавидит меня.

Сил нахмурилась.

— Я думаю, что ты говоришь глупости. Кроме того, он скорее ненавидел людей, которые умерли, не тебя. Ты-то жив.

— Слишком эгоистично предполагать, что все это из-за меня. Но, Сил, я выживаю, каждый раз, чуть ли не единственный из всех. Опять и опять. Мой старый взвод копейщиков; первый состав бригады мостовиков; многочисленные рабы, с которыми я пытался убежать. Вот тебе примеры. Все труднее и труднее не обращать на это внимания.

— Быть может, Всемогущий хранит тебя, — сказала Сил.

Каладин даже остановился; проходящий мимо солдат выругался и отшвырнул его в сторону. Каладин быстро встал рядом с дождевой бочкой, стоявшей между двумя лавками. Что-то во всем этом разговоре было необычным.

— Сил, — сказал он. — Ты упомянула Всемогущего.

— Ты первый.

— Пусть. Ты веришь во Всемогущего? Ты знаешь, что он действительно существует?

Сил вздернула голову.

— Нет, не знаю. Ух. Есть много такого, чего я не знаю. Но это я должна знать. Я думаю. Может быть? — Она казалась ошеломленной.

— Лично я не уверен, что верю, — сказал Каладин, глядя на улицу. — Мать верила, и отец говорил о Герольдах с большим уважением. Значит, он тоже верил, но, наверно, только потому, что традиции целительства восходят к Герольдам. Во всяком случае так говорят. Арденты не обращают внимания на нас, мостовиков. Они приходят к солдатам, и я часто видел их, пока был в армии Амарама, но за все это время на склад не пришел ни один. И я вообще не думаю об этом. Вера никогда не спасла ни одного солдата.

— Если ты не веришь, значит, нет никакой причины думать, что Всемогущий ненавидит тебя.

— Не считая того, — сказал Каладин, — что и без Всемогущего в этом мире есть много всякой всячины. Я знал очень много суеверных солдат. Они говорили о Старой Магии и Смотрящей в Ночи, которые приносят человеку несчастье. Я смеялся над ними. Но сколько же можно не обращать внимания на такую возможность? Что, если все мои неудачи вызваны чем-то вроде этого?

Сил выглядела растерянной. Ее шляпа и куртка растаяли в тумане, и она охватила себя руками, как если бы ей стало холодно от его слов.

Злоба правит…

— Сил, — сказал он, вспомнив странный сон. — Ты когда-нибудь слышала о ком-то, кого зовут Злоба? Я не имею в виду чувство, я имею в виду человека — или кого-то другого — кого так называют?

Сил внезапно зашипела. Дикий, будоражащий душу звук. Потом метнулась прочь, стала стремительной полоской света и исчезла под карнизом стоящего рядом здания.

Он мигнул.

— Сил? — Пара проходивших мимо прачек удивленно посмотрела на него. Спрен не появилась. Каладин сложил руки на груди. Слово прогнало ее. Почему?

Громкие ругательства прервали его мысли. Каладин посмотрел туда и увидел, как из красивого каменного дома на другой стороне улицы вылетел мужчина, толкая перед собой полуодетую женщину. Блестящие голубые глаза, мундир — сейчас перекинутый через руку, — с красными узлами на плечах. Светлоглазый офицер, не очень высокого ранга. Возможно, седьмой дан.

Полуодетая женщина упала на землю. Она плакала, прижимая к груди свое платье; длинные черные волосы, перевязанные двумя красными ленточками, растрепались и свисали вниз. Платье было почти как у светлоглазой женщины, только рукава коротковаты — безопасная рука останется обнаженной. Куртизанка.

Офицер, продолжая ругаться, натянул на себя мундир. Он не стал застегивать пуговицы. Вместо этого он подошел к шлюхе и ударил ее ногой в живот. Она выдохнула, спрены боли появились из-под земли и собрались вокруг нее. На улице никто не остановился, все торопились по своим делам, опустив голову вниз.

Каладин заворчал, прыгнул на дорогу и пролетел мимо группы солдат. И остановился. Три человека в синем вышли из толпы и встали между лежавшей женщиной и офицером в красном. Один из них был светлоглазым офицером, судя по узлам на плечах. Золотым узлам. Высокий ранг, третий дан или даже второй. И все не из армии Садеаса, судя по аккуратным синим мундирам.

Офицер Садеаса заколебался. Офицер в синем положил руку на рукоятку меча, двое других держали прекрасные алебарды со сверкающими топориками в виде полумесяца.

Группа солдат в красном вышла из толпы и окружила синих. Напряжение сгустилось, и Каладин осознал, что улица — мгновение назад запруженная народом, — быстро опустела. Он в одиночестве смотрел на трех людей в синем, окруженных семью в красном. Женщина, всхлипывая, все еще лежала на земле. Только жалась поближе к офицеру, одетому в синее.

Ударивший ее человек — бровастый здоровяк с густой гривой нечесаных черных волос — начал медленно застегивать правые пуговицы мундира.

— Друзья, вы ошиблись лагерем, — заявил он.

— Мы здесь на законных основаниях, — сказал офицер в синем.

Яркие рыжие волосы, смешанные с черными локонами алети, красивое лицо, твердый взгляд. Он вытянул руку вперед, как если бы хотел обменяться рукопожатием с офицером Садеаса.

— Успокойся, — по-дружески сказал он. — Я уверен, что можно обойтись без криков и побоев.

Каладин мгновенно шагнул назад, под тот самый скос крыши, где укрылась Сил.

— Она шлюха, — сказал человек Садеаса.

— Я заметил, — ответил человек в синем. Он по-прежнему держал ладонь открытой.

Офицер в красном плюнул на нее.

— Понял, — сказал блондин. Он отвел ладонь назад, в воздухе появились скрещенные линии тумана и соединились в его руке, которую он поднял вверх защитным движением. В то же мгновение в ней появился массивный меч, длиной в рост человека.

На его холодном сверкающем лезвии сгустились капли воды. Великолепная, изогнутая как угорь кромка, кончавшаяся острием. Задняя сторона черная, рубчатая, похожая на хрусталь.

Офицер Садеаса побледнел, отшатнулся назад и упал. Солдаты в красном исчезли в мгновение ока. Офицер выругался — самое грязное ругательство, которое Каладин слышал в жизни, — но никто из них не вернулся помочь ему. Бросив последний взгляд на Клинок Осколков, он заполз по лестнице в здание.

Дверь захлопнулась, оставив улицу странно тихой и пустой — никого, кроме солдат в синем, упавшей куртизанки и Каладина. Носитель Осколков подозрительно взглянул на Каладина, но, очевидно, решил, что тот не опасен. Он воткнул меч в камень; клинок легко вошел внутрь и замер рукояткой к небу.