— Тебе понятно, что это такое? — спросила Инид. Бун, конечно же, ответил отрицательно. — А куда делся Конепес? Ты его не видишь? Он что, до сих пор в этом хаосе?

— Подозреваю, что да. Он оказался таким дуралеем, что позволил хаосу поглотить себя.

Сундук стал неразличимым — его скрыла масса, ставшая теперь туманной, полупрозрачной и по-прежнему разбухающая, хотя, пожалуй, с меньшей скоростью. Теперь это был искрящийся, переливающийся мыльный пузырь.

— Вот он, Конепес, легок на помине! — глухо воскликнула Инид, указывая в глубь пузыря. И Бун тоже различил контур пришельца — контур был слабый, расплывчатый, но Конепес упорно пробивался к людям и наконец вырвался наружу, словно из паутины.

— Это Галактика! — крикнул он, приближаясь своей ковыляющей походкой. — Объемная схема Галактики! Доводилось мне слышать о подобных схемах, однако такого размаха я не ожидал… — Он уставился на них, выпучив многочисленные глаза, а затем отвернулся и принялся тыкать своим резиновым пальцем в разные точки пузыря. — Взгляните на звезды. Одни сияют с яркостью поистине свирепой, другие столь тусклы, что их почти не видно. Обратите внимание на пылевые облака, на дымчатые туманности. А вот эта белая прямая, устремленная к центру Галактики, есть ваша Магистраль Вечности.

— Быть того не может, — отозвалась Инид.

— Однако непременно ты видишь все это своими глазами и все же объявляешь невозможным. Неужто не ощущаешь беспредельность нашей Галактики, ее упоительную мощь и славу!..

— Ладно, допустим, это Галактика, — высказался Бун. — И белую прямую вижу, но нипочем не догадался бы, что она — та самая магистраль, на которой мы находимся…

— Заверяю вас, она и есть, — настаивал Конепес. — В легендах моего народа упоминается о магистрали, бегущей среди звезд. Хотя легенды, все до одной, умалчивают о том, зачем проложена магистраль и куда она ведет. Но мы последуем ее курсом и разберемся самолично.

Бун долго вглядывался в исполинский пузырь — и чем дольше вглядывался, тем прочнее убеждался, что да, Конепес прав, схема воспроизводит спиральную галактику. По форме схема напоминала грубый овал, отнюдь не столь четкий и аккуратный, как на картинках в пособиях по астрономии. Тем не менее не оставалось сомнений, что это расширяющаяся галактика с довольно плотным ядром и отходящими от него более разреженными рукавами. Один из таких рукавов раскручивался как раз в том направлении, где стояли столики со стульями, и удивительное дело — столики были видны и сейчас, хоть и довольно смутно.

Конепес немного отодвинулся, бочком подобрался к схеме и даже ссутулился, внимательно ее изучая. А волк, напротив, вернулся к людям, подошел совсем близко, и было заметно, что его пробирает дрожь. И неудивительно, решил Бун про себя, такие переживания испугают кого угодно. Наклонившись, он потрепал зверя по холке и произнес ласково:

— Спокойнее, дружище! Все будет хорошо. Да и сейчас все в полном порядке… — Волк прижался к Буну еще теснее, и тот вынужденно задал себе вопросы: а правду ли я говорю? могу ли я ручаться, что все в порядке? никак не могу… И обратился к Инид: — Слушай, твой Конепес говорил тебе раньше о каких-либо схемах или картах?

— Он много о чем говорил и часто невразумительно. По крайней мере, мне казалось, что невразумительно. Всего не упомню, но, пожалуй, он говорил о генетических картах, которые вживлены ему в мозг или в подсознание.

Конепес неуклюже приковылял обратно и спросил:

— Так мы намерены обследовать Галактику или нет?

— Ты имеешь в виду — полезть в эту кашу? — переполошилась Инид. — Взять и шагнуть в это месиво?

— Конечно и безусловно, — заявил Конепес. — Как же иначе сумеем мы докопаться до истины? Белая прямая ведет куда-то, и мы непременно выясним куда. Она не может быть проложена бесцельно.

— Но мы там заблудимся! — продолжала протестовать Инид. — И будем барахтаться в этой каше до Второго Пришествия…

— Зачем барахтаться, если мы станем придерживаться белой линии? Она укажет нам путь туда, а затем обратно.

— Ладно, — смирилась Инид. — Но уж если мы лезем туда, я хотела бы прихватить с собой одну вещицу…

И бросилась бегом к упорхнувшему в сторонку неводу. По доброй воле лезть в эту туманную круговерть да еще и блуждать в ее недрах? Уж чего-чего пожелал бы себе Бун, только не такой авантюры. На первый взгляд задача казалась достаточно простой: как бы ни была обширна схема, это всего лишь изображение, пусть исполненное с искусством и техническим совершенством, немыслимыми в его родную эпоху. Но в самой идее объемной схемы из сундука чувствовалась чужеродность, которую Бун никак не мог переварить. Что если человек, уходивший в круговерть, завязнет в ней и не сможет выкарабкаться? Придерживайтесь белой линии, советовал Конепес, и совет был бы правильным, если бы — если бы была уверенность, что линия останется на том же месте. Разве исключено, что линия не более чем уловка, призванная заманить добычу в неведомый капкан?

Инид вернулась и предъявила Бунт черненький ящичек.

— Это телевизор, оставленный на месте пикника. Мне подумалось, что раз уж мы собираемся невесть куда, неплохо бы иметь его при себе.

— Отъявленная глупость, — заявил Конепес.

— Нет, не глупость. Телевизор показал мне, где Бун, и подсказал, как сюда попасть. Это дополнительная пара глаз, а там в месиве нам понадобятся все глаза, какие можно заполучить. Он же показывает не что попало, а то, что хочешь увидеть…

А ведь намек на дополнительную пару глаз, подумал Бун, не слишком удачен: с чисто земных позиций все именно так, как сказала Инид, но Конепес-то располагает целой кучей глаз, даже двумя кучами, и его многоглазие, вероятно, гораздо богаче человеческого зрения.

У ноги тихо заскулил волк. Напуган ты, братишка, до полусмерти, подумал Бун. И будь у меня хоть капля здравого смысла, я был бы напуган не меньше твоего…

— Ну что, ты идешь? — спросила Инид.

— А что мы там забыли? Конепес утверждает, что Магистраль Вечности ведет туда, где нам надо побывать. Так чего же проще: сядем на вагонетку и покатим, не пропуская ни одной станции…

— Не смеши меня, — отрезала она. — Вагонеткой и за тысячу лет никуда не доедешь. Нет уж, когда надумаем двинуться отсюда, то используем невод, для которого ни время, ни расстояние ничего не значат.

— Это все прекрасно, — заметил он, по мере сил оттягивая момент, когда придется лезть в безумную круговерть, — но знаем ли мы, куда лететь?

— Ну разумеется, к бесконечникам, — объявила она. — На их родную планету. Не будем забывать, с чего все началось…

Право же, не произнеси Инид этого слова, Бун о бесконечниках, наверное, и не вспомнил бы. С тех пор как он в последний раз слышал о них, для него миновало столько эпох и событий! Но уж, конечно, если кому-то держать их в памяти, то Инид, а не ему: она же веками пряталась от олицетворяемой ими угрозы.