Шаг, потребовавший от него неимоверного напряжения, и еще один, который дался ему уже гораздо легче, но зато ставший для Сиан истинным мерилом ее воли и доверия, и они оказались внутри прохладного неярко освещенного пространства. Секунда, краткий миг, пока чувства, взбаламученные усилием подвига, приходили в нормальное состояние, и Меш увидел, что они стоят в пещере – нет, пожалуй, пещерой это назвать было нельзя! – в помещении, зале, имевшем форму полусферы и залитом ровным чуть голубоватым светом, исходящим из искривленных стен, ровного пола и сферического купола, служившего залу потолком. Почти посередине зала стояли металлический складной стол, на котором располагался мобильный вычислитель, и такой же стул. А в нескольких метрах от этого импровизированного кабинета находился небольшой склад совершенно чуждых этому месту вещей. Там были небольшой холодильник и портативный генератор, лежали несколько десантных укладок и футляров со спецоборудованием (Меш выделил взглядом аптечку и оружейный бокс) и – главное! – семь узких (максимум пятнадцать сантиметров в диаметре), но длинных (не меньше метра) цилиндров, сделанных из керамита. Это были стандартные архивные контейнеры, и, значит, они таки нашли архив тайной сети Легиона, потому что такой объем информации, какой могли содержать контейнеры, не мог быть личным архивом Карла. Не могло быть у одного человека столько знания, чтобы ему понадобились целых семь контейнеров. И одного было бы много.

Они постояли секунду у стены, вернее у отчетливо ощущаемого ими прохода, оставшегося за спиной, и молча подошли к столу. За одиннадцать лет, прошедших со времени гибели хранителя книг, ничто не изменилось в пещере. Это Меш почувствовал сразу и настолько отчетливо, что и намерения проверять этот факт у него не возникло. Ни одна пылинка не опустилась на футляр вычислителя. Никто чужой не потревожил мертвого покоя зала внутри Камня – это был, вероятно, самый большой Камень из всех известных в пределах империи, – никто не прикоснулся к тайнам Карла.

Меш огляделся, прислушиваясь к своему чутью больше, чем полагаясь на зрение или нюх. Его связь с Камнем не прервалась, и это помогло ему увидеть второй Проход в искривленной стене зала. Важность этого открытия была велика, и, обдумав ситуацию, Меш принял решение.

– Сударыня, – сказал он, поворачиваясь к Сиан, – у нас мало времени. Сейчас час ночи, а в шесть я буду говорить с братом.

Сиан внимательно посмотрела на него и молча кивнула. По-видимому, она обратила внимание на то, что Меш назвал Ньюша братом, но спрашивать ни о чем не стала. Меш все объяснил ей сам:

– Этот союз может оказаться не только полезным. Мы им поможем. Я думаю, – добавил он, секунду помолчав, – что дюжины опытных людей Ньюшу хватит. И немного золота, в котором ему не придется отчитываться перед отцом.

Сиан улыбнулась. Ошибки быть не могло. Меш не из тех людей, у которых случаются оговорки. У его слов имеется самостоятельная ценность, и Сиан должна была это знать. Он сказал – отец, и этим объяснил ей свое решение.

– Тут есть еще один Проход, – сказал он, любуясь ее глазами. – Это не тайна Карла, а что-то гораздо более древнее.

– Мы вернемся сюда не скоро, – чуть улыбнулась ему Сиан, принимая и это его решение.

– Да, вероятно, – подтвердил ее догадку Меш. – Займитесь вычислителем и контейнерами. В пять прибудут наши люди… А я посмотрю, какие еще тайны хранит замковая гора.

Переход оказался таким же никаким, как и тогда, на Земле, когда они шли в Домик в Нигде и обратно. Просто шаг вперед, и ты попадаешь из одного мира в другой.

Здесь было темно, и воздух был тяжелый, затхлый. Контактные линзы штурмового комплекса, которые Виктор надел еще две недели назад, в самом начале войны, позволили ему, впрочем, пусть и смутно, рассмотреть помещение, в которое они с Максом попали прямо из недр Черной горы. Собственно, помещением это не было, а было пещерой, но эта новая пещера сильно отличалась от той, из которой они сюда шагнули. Там было светло, здесь – темно. Там воздух был чист и прохладен, здесь пахло веками, прошедшими с тех пор, как человеческое существо в последний раз ступало ногами по неровному каменному полу этой обширной пещеры, низкие своды которой поддерживали грубо высеченные колонны. Виктор подошел к ближайшей из колонн и проверил свое первое впечатление. Он не ошибся, камень на ощупь был обработан очень грубо, если не сказать примитивно. Виктор достал из кармана УРИ[153] и, переключив его на малую интенсивность и постоянное действие, включил. И теоретически и практически УРИ, работающий в этом по всем меркам не самом эффективном для него режиме, превращался, однако, во вполне сносный ручной фонарь. Разве что луч был узковат и слишком интенсивен, особенно на малой дистанции, да фиолетовая окраска луча была неприятна для глаз, но со всем этим можно было мириться в отсутствие настоящих фонарей. Яркий свет, вспыхнувший в погруженной в вечный мрак пещере, не ослепил его, хотя и погрузил на миг во тьму – это мгновенно среагировали линзы, которым, однако, требовалось какое-то, пусть и незначительное время, чтобы адаптироваться к резко изменившимся условиям освещения. Вынырнув из искусственной тьмы, Виктор рассмотрел в узком луче своего импровизированного фонаря, что колонна составляла с полом единое целое, из чего следовало, что пещера была рукотворна, во всяком случае, отчасти.

«Забавно, – прикинул Виктор. – Пещера искусственная, но это не Камень, как в Черной горе, а обычный песчаник или что-то в этом роде. Забавно».

После памятного («Забудешь такое, как же!») разговора с герцогом Рекешей прошло восемь дней. Виктор и Макс провели все это время в «своем маленьком купе» в недрах Черной горы, и жизнь их, надо отметить, была монотонна и не слишком интересна. Но выбирать было, собственно, не из чего. Рекеша сказал: ждать. Похоже на приказ. Приказом и было, если не углубляться в детали. «Существование в ожидании» – неизвестно, чего именно, чего-то, что должно было случиться неизвестно когда или вовсе не случиться, – такое вот ожидание было делом паскудным, но им ли жаловаться? «Сама пришла», как говорится.

Время шло. Рекеша на горизонте больше не возникал. Что происходило за пределами их крошечного мирка, ограниченного кельей и куском коридора, было неизвестно. Гора молчала, что бы Рекеша ни имел в виду, когда обещал, что она позовет. Позовет! Или нет? И как позовет? Что это, вообще, должно означать? Ответов на эти вопросы не было. Что хочешь, то и думай. Они и думали.

Все свободное, то есть не занятое сном, время они посвящали двум, в известном смысле увлекательным, хотя и по-разному, занятиям. Во-первых, воздерживаясь от комментариев вслух, они обдумывали рассказ герцога, сопоставляя его с тем, что знали сами. Каждый из них, разумеется, делал это наособицу, что было не столь эффективно, как, скажем, мозговой штурм, но что поделаешь? В этой же связи Виктор неоднократно задавал себе и другой – особый – вопрос, ответ на который мог иметь весьма далеко идущие последствия. «Как много на самом деле знает этот сукин сын о нас и наших мыслях?» – спрашивал он себя. Ему очень хотелось верить, что нижний, глубинный уровень сознания Рекеша все-таки читать не может. Но уверенности в этом не было. Герцог был тот еще монстр, и от него всего можно было ожидать. И все же, все же, чем черт не шутит, когда Бог спит? А если боги? Много богов?