Той зимой, как говорил Паппи Арнольд, он казался «уставшим, изнуренным и старым – древний старик, которого я точно никогда не видел раньше». Эрнест сказал, что ему необходимы физические упражнения, поэтому Мэри купила им снегоступы и они стали ходить по заснеженным полям. Однако пейзаж казался ему слишком тихим и одиноким. В конце концов они начали постоянно ходить по оживленным тропам на север вдоль трассы 93, две мили туда и две мили обратно. Каждый день Эрнест вставал за рабочую конторку, достигавшую ему до груди, которую Паппи поставил перед окном, и подолгу наблюдал за рекой Биг-Вуд. В реку упал тополь, создавая естественный мост через поток, и Эрнест стал беспокоиться, что кто-нибудь из его преследователей сможет перебраться через реку и найти его.

В основном он возился с парижской книгой. Эрнест не мог придумать финала, не мог придумать важный заголовок – не мог вообще ничего добавить. Он написал несколько писем, где в основном рассказывал, что работает. В письме Патрику (Мэри написала детям о том, что происходит) он кратко сказал: «Здесь не все хорошо, как и в «Финке», и я не очень хорошо себя чувствую». Скоро он попросил «Скрибнерс» свернуть все планы с «парижской» книгой. Он не мог ее закончить, он боялся исков за клевету и беспокоился, что был несправедлив к Хэдли, Полин и Скотту Фицджеральду.

«В марте, – писала Мэри, – он становился все молчаливее, глаза стали пустыми». Бредовые иллюзии множились: он боялся, что его накажут за то, как он платил рабочим в «Финке». Эрнест попросил Хотча и Валери класть свои письма к нему в конверты на адрес доктора Савьерса из больницы Сан-Валли, Хотчнеру он сказал использовать имя адресата, начинавшееся с буквы «о», а Валери – имя, начинавшееся с буквы «а». Почерк Эрнеста становился все более мелким[116] и наконец стал нечитаемым. Он опять начал оскорблять Мэри, как в первые месяцы в новом доме, когда он вставал в дверях ее комнаты, когда она собиралась ложиться спать, и принимался ругать ее за все, что казалось ему не так: за отъезд с Кубы (ситуация на острове стала намного хуже после инцидента в заливе Свиней), за невозможность писать, за то, что она приехала с ним с Айдахо и за ухудшение положения с налогами.

Доктор Роум позже заверил Мэри, что Эрнест ценил ее терпение: «Он особенно гордился тем, что вы разделили с ним эту, как он говорил, штуку в его голове, постукивая указательным пальцем по виску». Эрнест признался доктору Роуму, что пытался донести до Мэри, как он любит ее и нуждается в ней, но опасался, что на самом деле так и не смог сказать этого так, как надо. «Он часто говорил, как трудно с ним жить и что вы каким-то образом научились этому». Мэри долго держалась, когда более слабонервный человек сбежал бы, показывая необыкновенную любовь и сострадание – и толстую кожу. Это было непросто.

В апреле Хемингуэи и Арнольды встретились по радостному поводу: они собирались посмотреть церемонию «Оскар». Паппи обратил внимание, что Эрнест «состарился и стал выглядеть хуже». Гэри Купер, умирающий от рака предстательной железы, получил почетную награду, и Джимми Стюарт сказал по этому поводу слезную речь. После окончания церемонии Мэри решила, что им нужно позвонить Куперу; когда они наконец дозвонились до него и Роки, Мэри разговаривала целых десять минут, Арнольды, старые друзья Куперов, тоже долго общались с Куперами, однако Эрнест проговорил с былым товарищем по охоте всего секунд тридцать. Легенда гласит, что Купер сказал ему на прощание: «Бьюсь об заклад, я доберусь[117] до амбара раньше тебя».

Восемнадцатого апреля Мэри спустилась вниз около одиннадцати утра и обнаружила Эрнеста в углу гостиной возле стойки с оружием. Он держал дробовик, а на подоконнике рядом с ним лежали два патрона. Мэри сумела поговорить с ним ободряюще и мягко, как успокаивают животное или ребенка. В обеденный час пришел Джордж Савьерс со своим обычным визитом. Он позвонил другому доктору, и они, посоветовавшись, дали Эрнесту амобарбитал и отвезли его в больницу Сан-Валли. Было ясно, что Эрнесту снова понадобилась госпитализация. По мнению Савьерса, ситуация была ужасной. Эрнест снова попытается совершить самоубийство, если его не поместить повторно в клинику Мейо.

Ужасной проблемой для друзей Мэри и Эрнеста оказалось просто довезти его до клиники. Снова дожидаясь летной погоды, Эрнест провел несколько дней в больнице Сан-Валли. В тот день, когда он должен был уехать, его друг Дон Андерсон и медсестра Джоан Хиггонс отвели его назад в дом, собрать вещи. Как только Эрнест оказался в доме – Дон стоял за его спиной – он схватил дробовик и попытался положить его вместе с вещами. Дон и Джоан вырвали оружие из рук Эрнеста, и позже им удалось посадить его на самолет. На этом неприятности не закончились. После того, как Ларри Джонсон посадил самолет в Рапид-Сити для дозаправки, Эрнест, которому разрешили выйти наружу, побежал в ангар и начал рыться по ящикам и шкафам, ища оружие. Дон Андерсон привел его обратно[118] в самолет, но Эрнест стряхнул с себя руку Дона и пошел к крутящимся лопастям пропеллера, по-видимому, желая покончить с собой с помощью лопастей.

К тому времени, когда Эрнеста все же благополучно доставили в клинику Мейо, в больницу Святой Марии, Мэри и Хотчнер поняли, что нужен новый подход. Шоковая терапия улучшила состояние Эрнеста лишь временно – но Мэри даже не была уверена в этом, подозревая, что Эрнест разыграл перед врачами сцену хорошего психического здоровья. На этот раз ей посоветовали не сопровождать мужа, и Мэри улетела в Нью-Йорк, в квартиру на 62-й улице.

Снова были назначены электрошоковые процедуры, и Эрнест опять показал некоторое улучшение. Он возобновил стрельбу по мишеням и пообещал доктору Роуму, что не станет убивать себя в клинике, после того как продемонстрировал, что легко мог бы это сделать. И опять врачи не предприняли никаких попыток назначить лечение антидепрессантами или антипсихотическими препаратами.

Хотчнер еще раз ненадолго приехал в клинику. И снова Эрнест не стал разговаривать, пока они не ушли на лесистый склон, где, к ужасу Хотча, Эрнест выдал все те же бредовые иллюзии и повторил их по нескольку раз. Хотчнер попытался напомнить ему о вещах, которые Эрнест так любил: на ипподроме в Отее весна, напомнил он, и он смог бы отправиться охотиться на тигра, как обещал ему махараджа, например. Эрнест изложил Хотчнеру причины, которые сообщают смысл человеческой жизни: «Быть здоровым. Работать. Есть и пить с друзьями. Любить женщину в постели». И добавил: «У меня не осталось ни одной причины». Хотчнер попытался уверить его, что все это из области возможного, но Эрнест снова запустил свою литанию бредовых тревог. Они поговорили еще немного, и Хотчнер тем же днем уехал, попрощавшись с «тем худым, старым, прекрасным человеком». Он больше никогда не увидит своего лучшего друга.