В VII в. славяне еще делились минимум на три больших племенных общности с разными самоназваниями. «Словенами», славянами именовали себя по преимуществу потомки пражско-корчакских и смешавшихся с ними племен. Около 700 г. Равеннский Аноним не знает уже ни северо-западных венедов, ни юго-восточных антов. Их названия в древних источниках ничего ему не говорят, он искажает их до неузнаваемости (Ititi, Chimabes). Знает он только словен, славян.[1720] Это, конечно, не значит, что названия венедов и антов исчезли в один момент. Германские соседи еще долго называли ободричей и некоторые другие славянские племена вендами, виндами. Какое-то время сохраняли прежнее самоназвание предки ильменских словен, и позднее его удержали смешавшиеся с ливами венды Прибалтики. В эстонском языке название Vänä сохранилось применительно к России. Но что касается антов, то их имя действительно исчезло окончательно после расселения на их землях словен-дулебов на рубеже VII/VIII вв.

Это время — действительно рубеж в истории материальной культуры северных славян. Различия между племенами стремительно нарастают, и VIII в. — пора становления отдельных племенных культурных областей, распада больших культурных общностей минувшей эпохи. Прежде всего, исчезает с археологической карты пражско-корчакская культура, связывавшая воедино западный и восточный славянские ареалы. На землях Чехии, Моравии и Словакии возникает несколько культурных областей, принадлежащих отдельным племенам. Особый культурный тип складывается в Южной Польше в результате смешения пражских, суковско-дзедзицких и отчасти балтских племен. И без того пестрая культурная карта Северной Польши и нынешней Восточной Германии еще более усложняется. В дополнение к фельдбергской велетской, торновской лужичанской, рюсенской сербской культурам появляются новые — в Поморье, на Руяне. Суковская культура в землях ободричей постепенно сменяется более развитой менкендорфской. Все это — следствие племенного деления, начального складывания средневековых народностей.

Глиняная статуэтка. Луки-Райковецкая культура

Чуть менее пеструю картину представляли собой восточнославянские земли. Здесь в результате слияния дулебов и антов на рубеже VIII/IX вв. возникла новая культура — Луки-Райковецкой. Охватила она всю будущую юго-западную и южную Русь. Левобережье Днепра и земли к востоку до Дона и Верхней Оки стали зоной распространения новой волынцевской культуры. Ее создателями явились племена северян, вятичей, донских словен. Север, резко отличавшийся по укладу жизни, занимали кривичи культуры длинных курганов и ильменские словене культуры новгородских сопок. Таким образом, весь восточнославянских ареал делился всего на четыре крупных культурных региона. В их рамках продолжали проявляться частные особенности отдельных племен.

Несмотря на разницу в быту, хозяйственном и общественном строе, духовной культуре, во всем северном славянском регионе присутствовал ряд общих черт. Прежде всего, это зримый рост числа укрепленных градов — и на востоке, и на западе. Многие столицы будущих славянских государств (моравское Микульчице, русский Киев, польское Гнезно и др.) строятся и растут именно в течение ста лет с рубежа VII–VIII вв. Причины тому ясны. Крупные племенные конфедерации, сплоченные только родством, распадались. На смену им шли более прочные, сравнительно небольшие племенные союзы-«княжения». Грады становились и убежищами на случай участившихся межплеменных войн, и средоточиями власти князей. То, что их массовое строительство от Дуная до Балтики и от Лабы до Дона отражает укрепление княжеской власти, не вызывает никаких сомнений.

Князья севера, конечно, были пока слабее своих южных сородичей. Но и они, опираясь на дружины и свой жреческий авторитет, усиливали свою власть над соплеменниками. Конечно, даже самые сильные племенные союзы, — как велетский или ободричский, — оставались пока только союзами. В этих «княжениях» имелось несколько племенных князей, из числа которых выделялся самый старший или знатный (либо и то, и другое).[1721] Но в рамках отдельных племен, а кое-где и на уровне целых племенных союзов княжеская власть уже закрепляется за одним, сильнейшим родом и передается по наследству — не обязательно от отца к сыну.

Укрепление княжеской власти, как и на юге, являлось частным следствием общего усиления знати. Один из показателей этого — смягчение грани между рабами из числа соплеменников, холопами, и рабами-пленниками. И те и другие теперь в равной степени воспринимаются как рабы. Для специального же обозначения же рабов-чужеземцев, в отличие от холопов, появляется новый термин — челядь. Ранее он обозначал просто младших членов семьи, домочадцев.[1722] Рабы, как и самые младшие, неженатые члены семьи, находились в полной власти ее главы. Но теперь их статус уже отличался. Это отразилось в распространении особых обозначений для детей и сирот — указывающих на близость к рабскому положению и в то же время отличающих от этого положения. Такие слова (*orbenъkъ, *orbę *orbętъko) известны именно у северных славян.[1723]

Наральник. Луки-Райковецкая культура

Другой неполноправной группой в северном славянском обществе этого времени стали смерды[1724]. Отличие их от обычных данников было в следующем. Смердами становились представители покоренного «чужого» племени, жившие непосредственно на территории, подвластной «своему» и заселенной им. Такие зависимые группы населения в словенском и антском обществе существовали и раньше, но только теперь получили особое определение.

С зарождением новых общественных отношений — как и на юге — начали разлагаться большая семья и основанная на ней община-патронимия. Однако в разных областях этот процесс шел с разной скоростью. Так, на юге восточнославянских земель в VIII в. совершился переход к малым семьям, объединенным в соседскую общину, мир.[1725] В то же время на севере, у кривичей и словен ильменских, этот процесс был далек от завершения.[1726] На западе он шел также неравномерно. У словаков, например, большая семья, объединявшая родичей до третьего колена, известна еще и в новое время.[1727]