Размерам этим я удивлялся с самого начала, особенно когда в руки попал план парка. По сути, Университетский проспект, идущий с севера на юг, отрезал от города изрядный кусок земли, ограниченный с запада и юга рекой. Этакий полуостров, похожий на неровную выпуклую линзу. По площади получалось гектаров четыреста, причём участок этот был освоен едва ли на треть. Облагороженная часть парка — корпуса университета, дендрарий, вымощенные плиткой дорожки и беседки — располагались в юго-восточной части, возле главных ворот и дальше вдоль улицы. А в глубине парк постепенно превращался в обычный смешанный лес, выходящий к дикому неблагоустроенному берегу.

В общем, земли под нужды университета было отдано с большим запасом. С точки зрения городской управы это, наверное, выглядит расточительством — участок-то вкусный. По сути, в самом центре города. Но принадлежит он не местным властям, а императору, так что строить здесь что-то своё они не могут.

Учебную форму мы перед занятием заменили на гимнастёрки, плотные галифе, сапоги и непромокаемые куртки. И это было очень кстати — не прошло и двадцати минут с начала занятия, как зарядил дождь. И без того унылое мероприятие заиграло ещё более мрачными красками, поскольку благоустроенные тропинки кончились, и в ближайшее время придётся месить сапогами грязь, смешанную с палой листвой.

В «поход» отправился весь первый курс Горного, но, чтобы не переться одной толпой, Боцман разделил нас на несколько групп. Каждой он выдал свой маршрут, на котором было заложено несколько тайников, которые нужно было отыскать и забрать из них некие предметы. Это заодно служило и способом проверки добросовестности студентов — конечная-то точка маршрута была одна, и был соблазн рвануть к ней напрямик.

Я, конечно, попал в одну группу с Полиньяком и Варей. Помимо нас в ней оказался Кудеяров-младший с дружками, староста группы Трофимов и ещё несколько знакомых ребят. Впрочем, я со всеми на курсе уже более-менее познакомился. По крайней мере, узнавал в лицо.

Сына Фомы, к слову, будто подменили. Он уже давно, ещё со времён истории с албыс, перестал подначивать и меня, и Жака. Но в последние дни и вовсе стал вести себя показательно вежливо. Даже, я бы сказал, заискивающе.

Что ж, немудрено. Шила в мешке не утаишь — то, что я Одарённый, скрывать было уже совершенно невозможно. Слухи о том, что я, а то и вся наша троица связаны со Священной Дружиной, тоже уже разлетелись по всему университету — это мне Трофимов рассказал. Но тут, конечно, и сам Путилин постарался — пару раз в открытую подвозил нашу троицу на занятия на своём роскошном чёрном «Даймлере». Да и о том, что статский советник переезжает в особняк Василевских, тоже наверняка уже многим известно.

В общем, с тем же успехом я мог бы нацепить значок Священной дружины на лацкан студенческой формы — чего уж скрывать-то.

Думаю, и слухи о моём истинном происхождении тоже уже начали просачиваться. И, хоть я и продолжал обучение под сиротской фамилией Сибирский, отношение ко мне и со стороны студентов, и со стороны преподавателей несколько изменилось. Причём именно после того губернаторского приёма.

Хотя, может, я преувеличиваю. И без того намёков было достаточно. Одарённый, живёт в ранее заброшенном особняке Василевских… Тут уж любой сложит дважды два.

Впрочем, если раньше я опасался раскрытия своего инкогнито, то теперь, после разговора с Вяземским, стал себя чувствовать гораздо увереннее. Да и счёт в банке этой уверенности здорово прибавлял, хотя за последнюю неделю я его уже слегка распечатал.

Ещё из приятных моментов — то, что мне удалось-таки решить вопрос с албыс. Время, конечно, покажет, насколько моё решение было верным. Но главное — я избавился, наконец, от самого острого из дамокловых мечей, зависших над моей головой. Теперь уже можно было не опасаться, что моя одержимость обернётся полной потерей человеческого «я». Дух албыс перестал пожирать меня изнутри, кошмары прекратились, и я впервые за долгое время смог вздохнуть спокойно.

Правда, ненадолго. Остальные-то проблемы никуда не делись. И главные из них — это обкладывающая нас со всех сторон Стая и сбежавший Арамис-Арнаутов со своей чернявой подружкой. Толком даже непонятно, это две отдельные проблемы или одна большая. Свет на это мог бы пролить пойманный Грач, однако он, по словам Путилина, оказался весьма неразговорчивым.

А через три дня после поимки вампир и вовсе был обнаружен в казематах мёртвым. Причём отправиться на тот свет ему явно помогли. Я, конечно, здорово отделал его в ходе той драки в «Хаймовиче», но Дети Зверя — народ живучий, так что даже без медицинской помощи Грач уже через пару дней был вполне себе бодрячком. Если бы не кандалы с синь-камнем — регенерировал бы ещё быстрее. Но крупнокалиберная пуля, снёсшая ему полчерепа, оказалась непосильным испытанием даже для вампирского здоровья.

Путилин после этого инцидента ходил мрачнее тучи. Признался, что до этого ещё и тело Барсенева, отправленное местным «федералам» — в Службу Экспертизы — тоже бесследно пропало.

— Стая, как всегда, мастерски заметает следы, — мрачно ворчал он, как обычно, ходя из угла в угол со скрещенными за спиной руками. — А я пока мало что могу им противопоставить. Действовать приходится практически в одиночку!

Бросив взгляд на меня, он добавил:

— Без обид, Богдан. Ты очень помог мне, и не раз. Но я сейчас говорю не об охотничьих делах. В истреблении чудовищ ты как раз очень хорош, и надеюсь, ещё не раз меня выручишь. Но, увы, в работе Священной Дружины есть и… другие стороны.

Я тогда промолчал. Хотя я-то знал, что к исчезновению тела Берсенева Стая не имеет отношения. Это Фома постарался, причём по распоряжению губернатора. Но я пока не решил, стоит ли делиться этой информацией.

Чисто по-человечески я Путилину симпатизировал, да и сотрудничество с Дружиной выглядело делом перспективным, а главное — близким мне по духу. Но всё же после того, что я подслушал в библиотеке губернатора и после разговора с самим Вяземским у меня возникли некоторые сомнения.

Как бы тут не оказаться между молотом и наковальней.

Священная Дружина — это императорская спецслужба, и карьера в ней, наверное, может многое принести. При этом трудностей службы — например, связанных с охотой на чудовищ — я не опасался. Наоборот, работа как раз по мне, и пока Путилин рассматривает меня именно как простого Охотника, истребителя чудовищ — всё в порядке.

Однако Путилин уже знает