Пятно сланцеватой глины наверняка видно издалека, поскольку оно заметно светлее горного склона. Кончик острия указывал вниз, прямо на место, где стоял Аш. А ближе, всего в дюжине ярдов от него, находился валун высотой футов двенадцать, испещренный полосками птичьего помета и увенчанный длинным пучком травы, проросшей из трещины на верхушке. «Валун будет легко узнать, – подумал Аш. – Трава в сочетании с параллельными белыми полосками придает ему сходство со шлемом, украшенным плюмажем». И он постарался получше запомнить положение камня относительно обломков скал, загораживающих вход в каньон.

Старый шикари, наблюдавший за ним, одобрительно кивнул:

– Сахиб правильно делает, что пытается запомнить место. Из долины найти проход непросто. Город находится вон в той стороне. Вы бы оставили мне пятьдесят патронов и дробовик. Вы вызовете разные ненужные толки, коли будете вооружены больше чем одним ружьем на брата. Я останусь здесь до вашего возвращения.

– Возможно, нам придется отсутствовать гораздо дольше, чем ты думаешь, – мрачно заметил Аш.

Шикари беспечно махнул рукой:

– Не важно. Здесь есть вода и пастбища, а с запасом съестного и дробовиком – и не забывайте про замечательную ангрези винтовку, подаренную мне сахибом, да мое собственное старое ружье! – мне не страшен ни голод, ни нападение, так что я могу ждать долго. Вдобавок, думается мне, у вас может возникнуть желание покинуть Бхитхор спешно и той же самой дорогой, потому что она единственная не охраняется, а вы вряд ли сумеете без меня найти путь обратно в Гуджарат.

– Это точно, – со смешком согласился Сарджи. – Тогда оставайся и жди нас здесь. Я тоже не исключаю, что нам придется удирать отсюда сломя голову.

Поскольку город находился всего в нескольких милях оттуда, а солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом, они вернулись в каньон и отдыхали в тени, пока свет дня не начал угасать и тень от гор, вздымающихся позади, не наползла на долину, оставив лишь противоположную гряду сиять теплым золотом на фоне вечереющего неба. Только тогда они поднялись на ноги, свистом подозвали лошадей, прошли с ними по узкому тоннелю между камнями и, вскочив в седло и попрощавшись с Буктой, поскакали по долине к пыльной дороге, по которой Аш так часто ездил в те дни, когда он, Кака-джи и Мулрадж снова и снова мотались во дворец спорить с первым министром и советниками раджи по поводу условий брачных договоров каридкотских невест.

Долина не изменилась, не изменились и господствующие над ней форты, а также угрюмые стены и плоские скученные крыши Бхитхора, преграждавшего дальний выход из нее и заслонявшего от взора большое озеро и широкий замкнутый амфитеатр равнины. Ничто не изменилось – кроме него самого, иронически подумал Аш. По крайней мере внешне он не имел никакого сходства с молодым британским офицером, который однажды знойным весенним утром проехал по этой самой дороге, направляясь в Рунг-Махал, чтобы впервые увидеть отвратительного деспота, предназначенного в мужья Анджали.

Тогда он был в затейливо отделанной галуном полной парадной форме своего корпуса, у бедра звенел меч, на сапогах позвякивали шпоры, и за ним следовал эскорт из двадцати вооруженных солдат. А сегодня он ехал в сопровождении единственного спутника, такого же человека, как он сам. Неприметный индиец из среднего сословия, гладко выбритый и скромно одетый, располагающий добрым конем, как подобает путешественнику в долгом странствии, и вооруженный – на случай встречи с бандитами и прочими злоумышленниками – ржавым подержанным карабином армейского образца, какой можно купить по хорошей цене почти на любом черном рынке от мыса Кумари до Хайбера.

Аш постарался придать исправному оружию запущенный вид, обманчивый и нисколько не сказавшийся на качествах карабина. Дагобаз претерпел аналогичную трансформацию: перед отъездом Букта изменил его масть, местами отбелив шкуру известью и покрасив рыжевато-коричневой краской, так как опасался, что кто-нибудь может узнать коня, если не всадника, и считал целесообразным изменить внешность обоих, чтобы в случае чего было затруднительно установить личность Аша и принадлежность Дагобаза.

Вдобавок к этому некогда блестящая черная шкура жеребца потускнела и погрубела от пыли, а дорогое английское седло перед походом заменили на потрепанное, хотя и добротное, которым обычно пользовался один из посыльных Сарджи, и теперь конь, как и всадник, не привлекал к себе внимания. Конечно, любой знаток лошадей сразу оценил бы превосходные качества скакуна, но рядовой прохожий не удостоил бы его вторым взглядом, а в этот час, как и предсказывал Сарджи, все горожане, встречавшиеся по дороге, были заняты другими мыслями. Солнце уже почти зашло, и люди, весь день работавшие на полях, возвращались домой. Над землей висели клубы пыли и стелился голубой дым, в воздухе стоял крепкий запах домашнего скота и похлебки, кипящей в кастрюлях на бесчисленных очагах.

Старинную бронзовую лампу под аркой ворот Хатхи-Пол уже зажгли, и двое из троих стражников, отложив мушкеты в сторону, сидели на корточках на каменном выступе возле караульной, увлеченно играя в кости и не обращая никакого внимания на шумную толчею людей и животных. Третий же переругивался с возницей телеги, переднее правое колесо которой уперлось в воротный столб, и никто не остановил двух усталых, запыленных путников, смешавшихся с толпой людей, спешащих домой.

Почти никто даже не заметил их, а те немногие, кто заметил, не так уж заинтересовались, чтобы присмотреться повнимательнее. Только в маленьких деревнях все знают друг друга в лицо и по имени, а население Бхитхора составляло почти тридцать тысяч человек, по меньшей мере десятая часть которых служила в том или ином качестве при дворе, а поскольку все они проживали на территории княжеского дворца, многие из них были незнакомы подавляющему большинству горожан, особенно обитателям бедных кварталов.

Ашу были известны все повороты и изгибы улиц, ведущих от ворот Хатхи-Пол к Рунг-Махалу, так как в свое время слишком часто ездил по ним, но остальной город он знал плохо и полагался на сведения, полученные от Манилала. Здесь не было никакой гостиницы или караван-сарая, где путешественник мог бы остановиться на ночь. Бхитхор располагался в стороне от больших дорог, и не многие путешественники имели желание посещать город, да никто здесь и не ждал их.

Легкость, с какой Аш и Сарджи проникли в город, уравновесилась трудностью поисков пристанища, и к тому времени, когда им наконец удалось снять комнату над лавкой угольщика и получить разрешение поставить лошадей под ветхий навес в углу двора, уже спустилась ночь.

Угольщик был дряхлым стариком, который, как и большинство бхитхорцев, почитал за правило не доверять пришлым людям. Но он был жаден, и хотя зрение и слух у него ослабли с годами, они все же позволили ему увидеть блеск серебра и услышать звон монет. Он не стал задавать никаких вопросов, но не отказал себе в удовольствии немного поторговаться, после чего согласился пустить Аша и Сарджи на постой за сумму, при существующих обстоятельствах казавшуюся вполне приемлемой, и позволил остаться на сколь угодно долгое время – при условии, что они будут платить каждый день вперед.