ведомо. Может, и выжил кто. Последнее, что видеть довелось, когда мы уходили тайным ходом с князем, в коем дух едва теплился, – все вокруг горело. Церкви рушились. На стенах ни одного ратника живого уже не осталось. Кремль княжеский разграбили поганые и сожгли… Погибла вся родня князя нашего. Самого Юрия ранили, но бился он до конца, едва не силой из города вытащил. Простой люд, что успел спрятаться в Среднем городе, тоже перебили.

Воевода поднял руку и указал на сидевших рядом мужиков и монахов.

– Вот все, что от них осталось, и тех едва успел спасти. Некому из витязей тогда уже было врагов остановить. Все сгинули.

– Значит, нет больше Рязани, Евпатий Львович?

– Сожгли татары нашу Рязань, – горько подтвердил Коловрат. – Сколь ни бились мы, сколь ни оттягивали день этот хитростью да умением, а помощи все одно не пришло. И кончились наши силы.

– А зачем же ты нас здесь спрятал, воевода, если сил не хватало? – воскликнул широкоплечий ратник. – Чего дожидаться?

– Чуял, что придет последний час для города. Уж больно много врагов по наши души собралось под Рязанью. Без подмоги других князей не сдюжить нам было. И вашей силы там ненадолго хватило бы. Сгинули бы все в одночасье. Ждали мы с князем Юрием подмоги, верили, но так и не пришла она. Ни от великого князя, ни от Черниговского… А еще крамола завелась у нас. И потому понимал я, что придется князя нашего спасать. Ежели он выживет, то и Рязань возродится когда-нибудь. Все вернем. И поганым, что сожгли землю нашу, отомстим.

– Отомстим, Евпатий Львович! – крикнул ратник. – За всю родню погибшую!

– Еще как отомстим! – взревел другой, даже выхватив меч. Словно собирался сквозь ночь скакать и рубить врагов немедля.

– Отомстим, – подтвердил Коловрат, дав людям накричаться. – Обязательно отомстим. Только не сейчас. Очень силен наш враг, а на Руси единства нет. Не уразумели пока другие князья, что друг за дружку надо держаться. Только тогда победим врага общего, когда силу большую вместе соберем. Мы первые удар на себя приняли. Страшный удар. Славно бились рязанцы, и татары нас надолго запомнят. Но это только начало. Скоро будут и другие битвы. Батый не успокоится, пока не напьется русской крови. Дальше пойдет по нашей земле гулять.

Вновь повисла тишина.

– Так что же нам делать-то? Как жить теперь, а, Евпатий Львович? – произнес другой ратник, и голос его зазвенел от ярости.

– Ежели прямо сейчас в бой кинемся, погибнем славно, только и всего. – произнес Коловрат, обводя ратников суровым взором. – Все наши надежды отныне с князем связаны, а он ранен сильно. Между жизнью и смертью находится. Сперва его выходить надобно. На то может уйти не одна седмица.

Коловрат умолк, дав время собравшимся воинам осознать сказанное. И в ответ послышался глухой ропот. Не хотели ратники далее сидеть без дела в чаще леса, да от татар прятаться. В бой рвались. Но не мог воевода этого позволить. Слишком много неизвестности было вокруг. Однако понимал Евпатий и ратников.

– Пока князь хворает, – чуть повысил голос Коловрат, – мы не будем сидеть без дела. Следить за татарами начнем да готовиться к мести. Это дело спокойствия требует. Завтра же утром я разошлю несколько дозоров в разные концы княжества, чтобы собрать нужные сведения. Покуда не прознаем все доподлинно о врагах наших, будем сидеть здесь. И сидеть тихо. Запасов у нас хватит. Как придет в себя Юрий, – совет с ним держать будем, как быть дальше. Куда идти и что делать. Али сам все решит.

Сказав это, Коловрат поднялся.

– Все, люди добрые, – объявил он, – на сегодня разговоры закончим. Всем спать, кроме дозорных. Утро вечера мудренее.

Ратники нехотя стали расходиться по своим землянкам и шалашам. Воевода тоже направился к себе. Устал сильно. Да и разговоры эти бодрости не прибавляли. Нужно было выспаться, наконец.

По дороге Коловрат решил заглянуть в землянку, где разместили князя Юрия. У входа стояли двое ратников с мечами на поясе. Коловрат специально приставил их здесь. Чтоб маячили на виду и лесное воинство привыкало к мысли, что среди них сам князь, а они все теперь – княжеская дружина. Последняя княжеская дружина.

Отворив скрипучую дверку, воевода проник в натопленное помещение. Здесь было просторно. Не княжеские палаты, конечно, но места для Юрия хватило. Полукруглый свод, укрепленный бревнами. По стенам – тоже бревна. В центре костер, дым из которого уходил через отверстие в земляной крыше. Правда, не весь. Отчего внутри сильно пахло гарью.

Раненого князя переложили с носилок на походную кровать, сбитую из бревен и укрытую лапником хвойным, а поверх него накидками, да еще всем, что попалось под руку для умягчения. Зато теперь раненого князя не трясли по ухабам и не морозили на снегу.

Напротив у стены имелась вторая лежанка, на которой поселили Варсонофия. Чтоб ни днем, ни ночью от князя не отходил. Для чего в углу были сложены все его пожитки.

Прямо сейчас лекарь пользовал Юрия. Сняв с него верхнюю одежду, смазывал рану каким-то вонючим снадобьем. Князь при этом безвольно лежал, тихо постанывая в забытьи.

– Как он? – поинтересовался воевода, разглядывая рану. Ему показалось, что она как-то поблекла, став из ярко-красной почти серой.

– Растрясли, – заявил Варсонофий, – али простудили. Хуже ему стало в дороге. Горячий стал. Бредит.

Князь действительно вдруг начал бормотать что-то бессвязное. Потом даже открыл глаза, посмотрел на Коловрата, но словно не узнал его. Лекарь тотчас поднес ко рту раненого кувшин со снадобьем. Влил в рот пару глотков. Князь проглотил, потом еще что-то пробормотал и вскоре снова провалился в забытье.

«О, господи, – подумал с горечью Коловрат, глядя на загноившуюся рану, – только б не помер. А то прощай, последняя надежда».

Но стращать лекаря не стал. Тот и так был запуган.

– Ты уж, Варсонофий, постарайся, – вместо этого попросил Коловрат, – вылечи нашего князя. Нам ведь без него никак нельзя. Сам знаешь.

Лекарь не поверил своим ушам. Даже прекратил обрабатывать рану и воззрился на воеводу, словно увидел какое-то чудище.

– Я постараюсь, – выдавил он из себя наконец-то.

С тем Евпатий и покинул землянку князя, направившись к себе. Внутри у него все было устроено почти так же, как и у князя. Царил полумрак. Едва горел костерок. Лада