Аарон все еще казался раздраженным, когда они вместе вошли в его покои.

Девушка предстала перед правителем слишком самоуверенно, затем медленно опустилась на колено и поклонилась так низко, что едва не коснулась лбом пола. Ашот взмолился, чтобы она вела себя благоразумно, и встал рядом с троном Аарона.

— Значит, это на твоей совести мой личный повар, — недовольно произнес бессмертный. — Как тебя зовут?

— Кирум.

— А откуда ты?

— Из Нари.

Аарон вздохнул и перевел взгляд на него.

— От Нари в последнее время одни проблемы, верно, Ашот?

Кирум подняла голову, кивнула и выпалила, хотя ее никто не спрашивал:

— Да, я слышала, что вы вонзили кинжал в живот своему сатрапу Элеазару, когда он предал вас.

Ашот закрыл глаза и из последних сил вознес молитву Львиноголовому. Все было не так. Эта женщина сейчас договорится.

— Я поступила бы так же, — продолжала она, не обращая внимания на мрачный вид Аарона.

Внезапно тот улыбнулся.

— Что ж, видимо, Махуту и моему дегустатору еще и повезло, что в них не воткнули нож.

— Под рукой ни одного не оказалось, — произнесла она настолько сухо, что Ашот не понял, то ли это шутка, то ли она говорит серьезно.

Аарон рассмеялся. Давно на его лице не было даже улыбки.

— А из-за чего была ссора?

— Этот проклятый дегустатор полез ко мне между ног. Когда он сделал это в первый раз, я пообещала ему, что ударю по голове, если он попытается сделать это снова.

Матаан откашлялся.

— У парня семь свидетелей того, что она врет.

Аарон снова улыбнулся.

— Полагаю, все свидетели работают на кухне и всем от «пострадавшего» что-то да перепало бы.

— Все может быть, — согласился Матаан. — Я разберусь.

Теперь Кирум выпрямилась полностью. Она осмелилась взглянуть бессмертному прямо в лицо и бросить ему загадочную улыбку, словно оба они были заговорщиками.

На лбу Аарона образовалась вертикальная сердитая морщинка.

«И почему она не удержала голову внизу еще немного», — в отчаянии подумал Ашот.

Теперь все пропало. Слуги не имеют права смотреть в глаза бессмертному. Обычно Аарону было все равно, но в таком настроении, как сегодня…

— Ты… — зло начал правитель. А потом глаза у него расширились. — У тебя очень необычный шрам под ключицей.

Ашот проследил за взглядом правителя. Кирум забыла, что нужно поддерживать порванное платье. Под ключицей отчетливо был виден ужасный красный шрам, немного напоминавший стилизованное солнце.

— Откуда у тебя такая рана? — Взгляд Аарона сильно переменился. Гнева и след простыл. Казалось, он колеблется между надеждой и страхом. Что с ним происходит?

— Можно сказать, меня ранил очень большой шип, бессмертный.

Ашот внутренне содрогнулся. Что за жалкая ложь?

Поразительно, но Аарон не разозлился. Он встал с трона, подошел к ней, положил руку на лоб и коснулся кончиками пальцев линии волос.

Ашот посмотрел на Матаана. Гофмейстер был так же поражен, как и он.

— Когда тебя ранили, должно быть, крови было, как у свиньи, которую режут, — мягко произнес он.

— Именно так я и говорила, — с улыбкой подтвердила она.

Ашот не верил своим глазам. Невероятно, как сильно изменился Аарон за несколько мгновений. Казалось, внезапно ушла вся горечь. Теперь глаза его сияли, чего он никогда прежде не видел. И эта кухарка смотрела на бессмертного так, словно они были давным-давно знакомы. Это было самоубийственной дерзостью, но, похоже, Аарон готов был терпеть это.

— Я думал, жизнь моя обратилась в пепел, — казалось, бессмертный совершенно забыл, что не один с кухаркой.

— Мне сказали, что этот пепел дарует богатый урожай, — ответила Кирум.

Ашот не понимал ни слова из того, о чем говорили эти двое. Но это было и не нужно. Он только что стал свидетелем чуда. Судя по всему, своим подбитым глазом, улыбкой и парой загадочных слов она околдовала бессмертного. Аарон выглядел счастливым!

Внезапно бессмертный, похоже, осознал их удивленные взгляды. Он откашлялся.

— Мне кажется, моя дворцовая кухня — не место для Кирум. Может быть, пусть лучше охраняет яму со львами или учит мою лейб-гвардию драться. Матаан, позаботься о том, чтобы ей выделили подобающую комнату, а целитель осмотрел ее раны.

— А как же наказание? — спросил гофмейстер.

— Она не имеет права покидать дворец, — строгим голосом произнес Аарон. — На первое время хватит.

По лицу Матаана было видно, что он перестал понимать, что происходит в этом мире. Но был достаточно умен, чтобы промолчать. Может быть, втайне просто радовался, что правитель снова улыбается.

— Можешь идти, Кирум. Я придумаю подходящее наказание для тебя. Может быть, заставлю станцевать на барабане.

Ашот вздрогнул. Это еще что за варварский обычай? О таком наказании он никогда прежде не слышал. Он знал только про розги, которые пляшут на спине.

На этот раз девушка промолчала. Только улыбнулась и вышла из покоев бессмертного.

— Сегодня хороший день, — тихо произнес Аарон, но было слышно, что говорит он от чистого сердца. — Пойди на дворцовую кухню и выдай каждому драчуну по серебряной монете. Но дай понять, что я вычту две, если узнаю, что они болтают об этой истории.

— Ваше желание для меня закон, бессмертный!

«Дворяне королевства будут возмущаться, если Аарон одарит любовью служанку», — подумал Ашот, отправляясь в долгий путь на дворцовую кухню. Но это не помешает Аарону сделать это, если окажется, что Кирум — то, что ему нужно. В конце концов, Аарон ведь и его сделал капитаном своей лейб-гвардии, его, безземельного крестьянина из деревушки на краю мира.

Ашот подумал, как прекрасно будет, если вновь обретенная улыбка останется с Аароном. Он будет рядом, если понадобится защищать эту незнакомку. И готов вступить в схватку даже с девантарами ради своего короля.

Чего стоит вся власть и все сокровища мира, если платой за них является жизнь без улыбок.

Продолжение следует.

Девантары и другие богоподобные сущности

Альвы — создатели мира Альвенмарк. Сотворенные ими существа не понимают их мотивов и побуждений. Они все дальше отдаляются от своего мира и, судя по всему, отказываются от большей части собственной власти.

Девантары — создатели миров, так же, как и альвы. Рассматриваются альвами и большинством их детей как воплощение зла. Они правят на Дайе, в мире людей, и управляют судьбами живущих там народов. Они любят перемены и этим отличаются от альвов, стремящихся к совершенству, чтобы навеки закрепить это состояние.