6) Ассоциации. «Прежде всего следует железной рукой разрушать политические и даже экономические ассоциации, раз они выказывают наклонность к совершению преступлений, особенно скопом».

Свобода, как золото, дорога всем, потому что служит источником великих радостей. Но когда ею злоупотребляют, как Мидас золотом, то она превращается в источник горя и не внушает более ничего, кроме ненависти и презрения. Поэтому в интересах самой свободы нужно избегать всего, что делает ее менее желанной.

7) Митинги. То же следует сказать и относительно пресловутой свободы собраний. Исследование преступной толпы указало уже нам на серьезную опасность для государства даже простого слишком многочисленного скопления людей в одном месте, следовательно, столь распространенное в наше время мнение относительно необходимости абсолютной свободы всяких сборищ, которыми будто бы гарантируется свобода народная, совершенно противоречит истине и объясняется только желанием собезьянить англосаксов, которым климат, исторические традиции и флегматический характер дозволяют совершать политические оргии без всякой для кого-либо опасности.

Поэтому, считая необходимым прислушиваться к общественному мнению, мы стоим за учреждение референдума, покойно регистрирующего это мнение, но безграничную свободу сборищ мы считаем крайне опасной для прочности политического строя, а стало быть, и народной свободы, особенно у рас латинских. Опасность эта растет по мере проникновения в сборища преступных элементов, в какой бы то ни было малой пропорции; а между тем мы не видим никаких средств устранить эти элементы из митингов на открытом воздухе. Если благоприятное течение таких митингов не прекратится, то именно оно затопит свободу латинских народов.

8) Комиссии. Изучение преступной толпы привело нас к выводу, пожалуй, еще более важному. Мы видели, что многолюдные собрания не отличаются большой мудростью и не дают ничего нового, так что качество советов бывает обратно пропорционально числу советников. Этим разрушается легенда, вышедшая из парламентарных кружков и стремящаяся увеличить число людей, призванных к обсуждению государственного дела, раздробляя между ними ответственность вместо того, чтобы усилить ее и сконцентрировать. В самом деле, разве обо всех этих высших советах, комиссиях и комитетах, «не единой ответственной волей назначенных», а выбранных подачей голосов, нельзя сказать, что они совершенно безответственны?

Из этого следует, что самые важные государственные и общественные должности должны быть индивидуализированы, а не парламентаризированы и что назначение на эти должности должно исходить от индивидуума, а отнюдь не от коллегий, как бы они почтенны ни были. Даже выборы академий и факультетов почти всегда падают на самого неспособного. И теперь у нас в Италии профессора по выбору весьма часто не стоят тех, которые назначены прямо министром, а между тем профессорские коллегии являются несомненно самыми просвещенными в Италии. Надо напомнить, что воля людей, хотя бы и высоконастроенных, но инертных, бессильна против интригана.

9) Собрания. Да уж, чего же больше – благодаря непредусмотрительному торговому закону Дзанарделли мы воочию убедились, что собрания оказываются вредными даже с точки зрения своего собственного денежного интереса, самого сильного в человеке. Более тридцати народных банков в Италии лопнули благодаря единогласным постановлениям акционеров, мошеннически у них вытянутым, вопреки ясному сознанию собственной выгоды. А уж если собрание может вотировать собственное разорение, то чего же от него ждать, когда дело пойдет о чужих интересах, как это бывает в вопросах политических, административных и коммунальных? Надо помнить старую пословицу на этот счет: «Казенные деньги никому не принадлежат».

Мольтке совершенно справедливо говорит, что многочисленный парламент легче вовлечь в войну, чем монарха или министра, ответственных за последствия; на депутата ведь падает только одна пятисотая или восьмисотая часть ответственности, и он принимает ее на себя с легким сердцем.

«Роковые дебаты, приводящие к войне, – пишет Мольтке, – ведутся весьма легкомысленно в таком собрании, в котором ответственность ни на кого не падает всею своей тяжестью; глава государства скорей будет держаться за мир, чем собрание мудрецов».

10) Борьба за политическое преобладание. Для того чтобы класс, завладевший государственной властью, не мог злоупотреблять ею в ущерб прочим, следует, по совету Гольцендорфа, дать народу такое представительство, которое одновременно олицетворяло бы и множественность составляющих его исторических элементов, и единство элементов национальных.

Разумеется, не все политические организмы предназначены к тому, чтобы совершить полную эволюцию: раса и климат могут приостановить их развитие. Но в настоящее время все народы, увлеченные потоком современной цивилизации, стремятся перейти к промышленному режиму, в котором частная инициатива заменяет импульс из центра, а добровольная кооперация становится на место принудительного теократического или военного строя.

Представительное правление особенно благоприятствует такому переходу; но что же до сих пор сделано, чтобы облегчить его?

11) Парламентаризм. Изобретен парламентаризм, который справедливо называют величайшим из современных предрассудков и который в Италии и Франции все более и более мешает развитию правильной системы управления, так как не соответствует характеру народа.

В том виде, в котором он существует теперь, парламентаризм, по справедливому выражению Донатти, является апофеозом касты адвокатов.

Чрезмерное преобладание одной части общества над другими, как это мы неоднократно показывали, служит одной из главных причин переворотов в государстве; а между тем теперь, для того чтобы предотвратить эти перевороты, именно одной из самых малочисленных каст и дано наиболее широкое представительство, наиболее сильное влияние на ход государственных дел.

Я говорю только о расе латинской, так как в Англии парламентаризм вырос из народного характера, из народной истории и потому не стоит в противоречии с естественным порядком вещей.

Во Франции и в Италии люди либеральных профессий и чиновники, составляющие самую незначительную часть населения, завладели представительством от всех классов народа.

Земледельцы и промышленники, составляющие вместе более 75 % населения, стоят, по представительству, на третьем и четвертом месте, тогда как лица либеральных профессий, коих всего около 5 %, стоят на первом. В Англии это как раз наоборот; там земледельцы и промышленники, преобладающие в населении, преобладают и в парламенте.

Правда, обделенные классы не обладают ни достаточной культурой, ни интеллектуальной энергией, необходимой для того, чтобы править страной, но в данном случае непропорциональность слишком уже велика и очевидно не соответствует распределению интеллектуальной культуры, тем более что под последней мы подразумеваем вовсе не классическое образование, а простую способность прилагать свои силы к разным отраслям администрации. В этом отношении какой-нибудь директор фабрики, пожалуй, больше стоит, чем любой адвокат или доктор, путающийся в абстрактных доктринах.

Легко может быть, что скрытое презрение к земледельцам, промышленникам и вообще лицам, не изучавшим латинского языка, быстро рассеялось бы, если бы их допустили к делу и позволили применить к нему свои практические знания.

Что касается чиновников, то как бы они ни были необходимы там, где народ не созрел еще для того, чтобы управлять самим