305 «Ретвизан» в Цусимском бою участия не принимал. «Ретвизан» находился в Порт-Артуре с самого начала Русско-японской войны и в первых же боях был выведен из строя. Перед сдачей Порт-Артура русские потопили «Ретвизан», но так неудачно, что японцы вскоре подняли его, привели в порядок и зачислили в свой военный флот как боевую единицу.

306 Генерал Оой был в это время главнокомандующим японскими экспедиционными войсками в Сибири.

307 Когда тряпицынские отряды вошли в Николаевск-на-Амуре, то они заключили перемирие с находившимся там японским гарнизоном. В городе находилось также значительное количество русских белогвардейцев. Японское командование взяло их под свое покровительство. Подстрекаемые японцами и получая от них поддержку вооружением и деньгами, белогвардейцы начали держать себя крайне вызывающе по отношению к отрядам, пришедшим установить совет скую власть, вследствие чего город все время находился в напряженном состоянии. Чтобы успокоить население, Тряпицын созвал на 12 марта краевой съезд. Но в ночь на 12 марта японцы без всякого повода, если не считать предъявленное им требование о разоружении, которое не было удовлетворено, внезапно выступили и учинили побоище. Сам Тряпицын, сильно раненный, с трудом спасся из своего помещения, которое подожгли японцы.

Тряпицынские отряды отступили за город, где сорганизовались, и днем 12 марта сделали успешное контрнаступление на японцев. Отступая со своих позиций, японцы укрывались в здании японского консульства и оттуда стреляли в русских, не допуская к себе парламентеров для переговоров. В конце концов японские войска были перебиты.

Тряпицын был настолько убежден в своей правоте и в правильности своих действий, что немедленно же принял все меры к созыву международной следственной комиссии для расследования событий в Николаевске-на-Амуре. Все указывало на то, что японцы сознательно провоцировали русских.

Выступлением 4–6 апреля японцы раскрыли свои карты. Характерно, что когда в конце апреля сошлись японские и русские делегаты для выработки соглашения, то японцы настаивали, чтобы вопрос об ответственности за события 4–6 апреля обсуждению не подвергался.

308 Эти «скрытые силы», которые «делали погоду», были, конечно, коммунисты. С точки зрения Болдырева, коммунисты, быть может, и заслуживают упрек, но с нашей точки зрения, они поступали вполне правильно, ибо они свергли розановщину для того, чтобы утвердить в области советскую, а не буржуазно-демократическую власть, на которую, как на переходящую ступень, они временно согласились. Исходя из этих соображений, вполне понятно, если в известных случаях коммунисты действовали «за спиной правительства». А так как положение этого демократического правительства было крайне ложное и неуверенное, то «скрытые силы» вполне правильно делали, если ликвидировали и увозили из областей то имущество, в котором нуждался тыл и которому угрожала опасность попасть в чужие руки. Что о намерениях и целях коммунистов «демократ» Болдырев не мог быть информирован в той мере и степени, как это ему желательно было бы, вполне понятно, но что коммунисты имели все основания с некоторой подозрительностью относиться к «демократическим членам» этого правительства – факт. Глава этого правительства, Медведев, связывался с представителями русских белых «правительств» и находился в переписке с Маклаковым, «российским послом в Париже». И вполне понятно, если при первом удобном случае коммунисты сняли Медведева с поста и заменили его коммунистом Никифоровым.

309 Буферная Дальневосточная республика, иначе называемая ДВР, должна была сыграть роль «передышки» на пути продвижения советской власти к берегам Тихого океана, эту роль она сыграла. В 1923 г., как только японские войска очистили советскую территорию, ДВР ликвидировалась, установив по всей области советский образ правления.

310 См. примечания 294 и 307.

311 Уткин был убит при следующих обстоятельствах. В качестве представителя Приморского правительства Уткин выехал на Иман для ведения переговоров с японцами о прекращении военных действий. Узнав, что сотник Коренев занимается на Имане грабежами, Уткин пригласил Коренева для объяснения. Войдя в вагон, Коренев выстрелом из револьвера убил Уткина. Милиционер Когода хотел было задержать убийцу, но Коренев выстрелил во второй раз и уложил на месте милиционера.

312 См. примечание 301.

313 Как И.И. Циммерман попал в «демократическое» правительство – непонятно, ведь Циммерман – правый кадет, член биржевого комитета, а при Колчаке был даже комиссаром.

314 И здесь мы можем повторить только то, что по другому случаю сказали в примечании 308. Цейтлин поступал вполне правильно, если в то время не считался с формальными постановлениями «демократ. правительства», а с реальной политикой, которую проводило Дальбюро.

315 Андогский вообще хотел нажить капитал на имуществе Академии Генерального штаба. Впоследствии, когда он при меркуловской власти занял пост городского головы Владивостока, то на казенный счет поехал в Японию, где закончил переговоры с японцами о продаже им ценнейшей библиотеки Генерального штаба. Об этом, как о «выгодной покупке», одна японская газета и сообщила своим читателям. Переговоры о продаже библиотеки велись с согласия братьев Меркуловых и генерала Дитерихса. Когда Андогский возвращался во Владивосток, чтобы забрать библиотеку и отправить ее в Японию, то на пути настигла его «печальная весть», что библиотека находится уже в распоряжении штаба 5-й краснознаменной армии.

316 Опущен конец записи: «Медведев жалуется на Доманевского, который продолжает быть в трансе и сильно чудачит. Ha днях его несколько помяли пьяные японские офицеры. Он теперь считает себя болгарским генералом и французским офицером. Ходит при всех орденах и ультимативно требует от французской военной миссии защиты его чести, как кавалера Legion d‘honneur. Видимо, придется все-таки его немного полечить».

317 Болдырев остался верен себе. Он молчал, когда Авксентьев столкнулся с Вологодским. Он выжидает и теперь, когда «вновь затягивается ожесточенная борьба».

318 Когда во главе правительства стоял Медведев, то портфель военного министра находился в руках Краковецкого (теперь коммунист, тогда же эсеро-областник), Болдырев держался в те дни с достоинством, и если принять во внимание, что с ним считались и японцы, то станет понятным, почему Никифоров, сменивший Медведева, предложил портфель военного министра Болдыреву. Ему, несомненно, приходилось работать при крайне трудных условиях и чрезвычайно сложных обстоятельствах, разобраться в которых он не мог. Болдырев подчеркивает, что он вступил в правительство, руководясь соображением служить интересам «Родины и русского дела». Интересы же эти он понимал по-своему, и вполне понятно, что не мог сработаться. Ведь каждому ясно, что это было бы преступлением в то тревожное время отправить себе в тыл такую большую контрреволюционную армию, некогда шедшую под командой Каппеля. Будущее показало, что именно коммунисты были правы, так как те каппелевские части, которые осели на нашей территории, создали впоследствии большие осложнения. Болдырев, чтобы поиграть на гуманных людских чувствах, говорит, что «жуткую картину» представляли «беженцы – старики, дети» и т. д. Не спорим, но факт тот (знать этого Болдырев не мог), что уже задолго до того, по распоряжению Дальбюро, работала негласная комиссия, которая отбирала тех, которые не представляли опасности, и отправляла их на родину. Среди отправляемых были и рядовые всех армий. Таких рядовых было немало. Поставить же дело широко и реэвакуировать массами не только рядовых, но и враждебных советской власти офицеров было нельзя. Это понял бы и Болдырев, если бы уже тогда «Родина» в его представлении была – советская Россия.