Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почти равнодушно сказала.
– Эх, сынок, – Георгий подался вперёд, так, что чуть носом своим мясистым Дмитрию в лицо не упёрся. – Есть польза и вред. Для того законы писаны, чтобы пользы было больше, а за вред наказывать. А есть добро и зло.
– А разница?
– Добро – это то, что от любви сделано. Только не от любви к себе. А зло – от ненависти. Посмотри на неё – ты её ненавидишь? Зла хочешь?
«А ты мне тут на жалость не дави», – чуть не слетело, чуть не сорвалось. Но не сорвалось, потому что вдруг всплыло в памяти усталое лицо Симоненкова и его же, Дмитрия, слова, гулко, как в пещере: «…хорошими делами прославиться нельзя. Может, они кого и на хорошее сподвигли, только кто об этом узнает»…
Схватился за голову. Сварганить паспорт – дело плёвое. Ребята не такие вещи проворачивают. Так почему? Почему?
– Почему?
– Что, Димитрий?
– Почему они спрашивают «кто мы»? Почему помогли ей?
– А кто – мы? Разве они делают? Не мы ли?! – голос священника загремел. – Не наши ли пороки и добродетели – эти двое? Не думал так?!
Капитан медленно провёл ладонями по лицу. Будто липкое что-то стряхнул. Серо-зелёные глаза ждали приговора.
– Только имя вам, Женя, придётся подобрать другое.
Сверкнули глаза.
– А мне никогда это дурацкое имя не нравилось. Как у мальчика. Хочу быть Надеждой!
– Станете Надеждой. И волосы русые это хорошо. Станете брюнеткой.
– Готова!
– Второй вопрос: как вы относитесь к котам?
– Я обожаю котов.
– Тогда поживёте пока у меня. Если кот разрешит. Квартира однокомнатная, но я стану спать на кухне. Аргумент: у меня как раз искать и не подумают.
Отец Георгий пошёл к иконам в углу и принялся творить молитву.
– Димка! Да Димка же! Хватит дымить, когда уже бросишь? Тащи салат на стол!
Надя Белозёрова стремительно влетела на кухню, бесцеремонно выдернула папиросу у мужа из зубов.
– Пошли, отец Георгий говорит – по телеку что-то интересное!
Год назад они расписались. Уже тогда фарфоровая худышка превратилась в ослепительную красавицу. Придуманная Дмитрием «легенда» отработала своё без сучка и задоринки. Праздник, на котором уместно быть только троим. Он, Надя, и их крёстный отец – Георгий. И, конечно, Тимур, куда ж без него. Кот уже залёг в засаде под столом, в предвкушении добычи.
А на экране новый, молодой генсек уверенно и воодушевлённо вещал сперва о приоритетном развитии машиностроения, потом о товарах народного потребления, а далее совсем уж невозможное – «перестройка», «гласность», «застойные явления»… Глаза у Нади разгорались, а Дмитрий… Дмитрий снова был в знойном лете восемьдесят третьего. Близнецы были там. Нет, не в восемьдесят третьем, и не в телевизоре, а в Кремлёвском зале… или рядом.
– Они там, – шепнул, наклонясь, Георгию. – Я знаю.
– Там. И в больших силах.
В «захвате» сам Генсек.
– Что теперь будет? – спросил Дмитрий громче, чем надо.
Жена услышала.
– Теперь всё изменится! Ты слышал? Слышал это? Видел этого человека? Вот увидишь, не пройдёт и двух-трёх лет, и мы будем в Москве! Всех наших выпустят, и мы такое устроим! Такое!
«И тебя я тоже потеряю», – понял он.
Надя уйдёт в свою стихию, начнёт снова менять мир к лучшему, а он… ему-то всё это глубоко до лампочки. Вот он мир – был, есть и будет. И ни в какую Москву он не поедет. Его место здесь. Он не хочет ничего менять. Он не хочет меняться. Он такой, какой есть. Почему? Почему так?
«Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты теплохладен, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих»…
– Теперь ты понял, – одними губами произнёс Георгий.
– Мужчины, о чём вы? Всё прекрасно! Я маму хочу повидать… она ничего обо мне столько лет не знает.
«Знает», – подумал Дмитрий.
Об этом капитан в своё время позаботился.
– Что теперь будет? – повторил он.
– Не провидец я, – вздохнул Георгий. – Ладно, оно хоть и не положено…
Достал из портфеля книгу. «Библия» – понял Дмитрий.
– Открой не глядя, ткни пальцем в строку, а я прочитаю.
– Суеверия, – фыркнула Надежда.
Дмитрий зажмурился и сделал, как велено.
Георгий принял книгу, вгляделся и чужим, далёким голосом прочёл:
– «Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки».
Где-то в необъятной запредельности вздрогнули и ржаво сдвинулись с места чаши вселенских весов.
Дядюшка Доу Джонс[1] по-прежнему добр ко мне. Садюга! Его родственники в других странах и на других площадках придерживаются той же линии. Семейные интересы превыше всего! И тут уж ничего не поделать.
Эти парни умеют ненавидеть. Не успокоятся, пока не сотрут жертву в порошок и не развеют по миру.
Любят они тоже неистово. Уже который год отвязаться не могу.
Но я не обижаюсь, пусть… если им так нравится… Я почти смирился. В конце концов, надо уметь проигрывать. Пора вылезти из этой песочницы и подыскать себе новое развлечение. Хватит, наигрался уже. Больше не хочу.
Я бы давно перестал биться головой о стену в поисках заведомо провальных решений и призрачных возможностей, если бы не персонал. Моя гордость, моя слабость, мое ноу-хау и, в общем-то, просто хорошие люди. Выбрасывать на произвол судьбы или дарить чужим компаниям такие кадры – это предательство. К тому же обидное. Вложить столько сил и времени в каждого топ-менеджера, в каждого трейдера, в каждую девчонку-оператора на приеме платежей, слепить из них идеальную команду, а потом отойти в сторонку и наблюдать, как твое детище накрывается медным тазом?! Жаль, но, похоже, ничего другого не остается. Проклятый Доу Джонс меня достал!!! Я больше не могу выносить его доброту.