Эратский быстро справляется с болевым шоком и выпрямляется, держась за локоть. Бросив «ну теперь тебе точно конец», он уходит. К моему счастью, в противоположную сторону.

— Не подскажете, красавица, где тут ресторан? — отвлекаю я девчонку от ее фантазий.

— Конечно, конечно, — с радостью отвечает она. — Через один вагон, туда.

Отвешиваю вежливый поклон голубоглазке и скрываюсь с ее глаз. Аппетит мой вся эта возня только подстегнула. А о поведении и последствиях лучше думать на сытый желудок.

Придется с этим нервным что-то делать, но что… Может, демоны его достаточно займут, чтобы со скуки не совался ко мне?

Друзья обнаруживаются за сдвинутыми столами и в компании незнакомых мне аристократов. Радует, что хоть на время пути нас явно разделили с союзниками. Саша, по-прежнему сияющий фингалом, немного грустит. Не тот уровень веселья.

Мне кого-то представляют, я отвечаю взаимностью, не глядя, полностью поглощенный меню. Напрочь забываю о манерах, когда голоден.

Дневной сон ничуть не уменьшает желание поспать. Интуиция подсказывает мне, что эта роскошь в ближайшем будущем будет доступна в небольших дозах. А значит, надо брать про запас.

Перед сном удаляюсь в душевую, которая оказывается отдельно от туалета. И, скрежеща зубами, разматываю бинты на руках. Задыхаясь от вони и боли, намазываю воспаленную кожу.

Когда я, отдышавшись, возвращаюсь, все уже спят под мерный стук колес.

* * *

Александрия, последний оплот человечества перед Великой пустыней, встречает нас палящим солнцем и духотой. В воздухе витают микроскопические частицы песчаной пыли, тут же забиваясь в нос. И я чихаю, едва выйдя на перрон.

— Буря ночью была, господин. Ажно до нас долетело, — комментирует мою реакцию мальчишка, стоящий у выхода из вагона.

Тощий и загорелый, как демон, он щербато нам улыбается, прикрываясь от солнца рукой.

— Вам туда, господа, — пацан машет рукой в сторону головы поезда. — Тама вона, видите, черный флаг, тама вас ждут.

Флаг и правда оказывается «тама», вися жалкой тряпкой на высоком флагштоке. Мы благодарим мальчишку, а Олег сует ему пару купюр и проводит над головой рукой, окутанной сиянием силы. Мелкий удивленно хлопает ресницами, хватаясь за щеку, и улыбается еще шире.

С каждым шагом солнце припекает все больше. Неподвижный воздух не дает и шанса охладиться. Я пытаюсь обмахиваться рукой, но тут же бросаю. Только делаю хуже, согревая себя еще больше горячим воздухом.

Вижу, как военные взводами бегом пересекают площадь и загружаются в автобусы под громкие крики командиров. Я же только мечтаю, что о панамке и чтобы не пришлось бегать. Водится за мной некоторая наивность, что уж…

До тента, над которым сник черный флаг, дохожу уже потный насквозь. Там, за длинным столом, сидят пятеро ребят в песочном камуфляже и шустро распределяют новоприбывших аристократов.

— Номер группы? — тут же задает вопрос парень, как только мы дружно подходим.

— ТГОП-33! — бодро докладывает Богдан и мы все удивленно на него смотрим.

Покровский, словно и не из нашей реальности, даже не взмок. Его акклиматизация произошла мгновенно, вызвав во мне жгучую зависть.

— Вас ждут у места двадцать три, — парень сверяется с бумагами и машет в сторону стоянки за площадью. — По прибытию идите в административное здание, там вам скажут куда дальше.

Ожидает нас транспортное средство такого вида, что у меня оно вызывает смех, а у Каритского нервную икоту. Микроавтобус размера, кажется, только для одного Богдана, раздутый и на разномастных небольших колесах.

Но ошибки нет, ее исключает водитель, в руках у которого картонка с номером нашей группы.

Мы набиваемся внутрь, как селедки в бочку. Когда последним залезает Покровский, то это чудо неизвестного автопрома дает сильный крен, опасно скрипнув.

— Великая девятка, — стонет Саша, зажатый мощным телом здоровяка. — Хотя бы кондиционер включите.

Водитель хохочет и его бешеная «табуретка» срывается с места, фыркая и исторгая вонючий черный дым из выхлопной трубы.

До города, плавающем в мареве жары вдалеке, мы не доезжаем. База располагается у его окраины, по пути от вокзала. Асфальт же кончается ровно на стоянке. Нас трясет так, что даже бодрый Богдан к концу поездки зеленеет.

На Володю так вообще лучше не смотреть, он бледнее белой футболки, что уже покрылась пятнами от пыли в воздухе. Олег почти сразу прекращает попытки облегчить наши страдания, отзывает силу и судорожно держится, уперевшись одной рукой в меня, а второй в крышу.

Меня хоть и немного мутит от бесконечных подпрыгиваний и резких обгонов, но я радуюсь. Состояние какого-то счастливого предвкушения занимает все мысли. Моя улыбка всех раздражает.

Справа сверкает бескрайняя водная гладь, а слева полоса зелени, за которой виднеются горы. Между низкими деревьями и возвышенностью — он, правитель почти всего континента, песок.

У распахнутых ворот, зияющих в бетонной стене, мы затормаживаем на полном ходу. Нас всех кидает вперед, а я продолжаю радоваться. Потому Покровский сидит ближе всех к выходу и никого не придавил.

Рыжий, выбираясь наружу, счастлив. Вот так, потихоньку, и научится радоваться простым вещам. Наш транспорт, выдав еще одно черное вонючее облако прямо в нас, уносится.

А мы идем искать административное здание. Указания, выданные нам на вокзале, оказываются не совсем точными. Нас отправляют сначала в одно здание, где сверяются с бумагами. Потом в другое, где сверяются и ругаются, отправляя обратно.

Когда мы наконец находим нужную нам палатку, я почти в отключке, и кажется, что мы прошли базу вдоль и поперек несколько раз. Хорошо хоть где-то в середине этих метаний нам выдали литровые бутылки с водой.

— Ну и где вы шлялись? — вместо приветствия орет наш будущий командир.

Невысокий, поджарый, широкощекий. На лице хитрые карие глаза, переломанный нос, трехдневная щетина и короткая бородка с седыми проплешинами в выгоревших волосах. Голова же совершенно лысая.

Его одежда, как и все тут, песочного цвета. Здания, ангары, палатки и люди — все сливается с проклятым песком. Который забился, кажется, в такие места, в которых никто еще не смел бывать.

Нам уже настолько плевать, что никто не обращает внимания на его вопль. Мы просто кидаем пыльные сумки на землю. И пытаемся стоять более-менее ровно.

— Ладно, — немного смягчается он, — Добро пожаловать на первую объединенную базу, господа дрищи. Вас прикрепляют к тринадцатому усиленному взводу девятой пустынной роты. Сокращенно — тринадцать дробь девять пэ эр.

Он вдруг ударяет кулаком по стоящему рядом с ним столу и тот жалобно хрустит.

— Да где этого свистка теперь носит! Забельский! — орет он так громко, что будь тут стекла — лопнули бы.