Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И я села немного поиграть. Меня Настя послушать хотела. Я ей говорила, что люблю импровизировать. И я импровизировала, — бодро закончила Даша.
— Вот видите, — укоризненно сказал менеджер Чекшин. — Это совершенно посторонняя девочка, клиентка. А по плану у нас сегодня никто, кроме Угланова, не играет.
Голубые даже впотьмах глаза Смирнова быстро обращались то к одному лицу, то к другому. Никому он не верил, но молчал. Чекшин расплылся в самодовольной улыбке. Даша врала очень твёрдо и бестрепетно, а Настя хоть и сбивалась на каждом слове, но видно было, что от своих выдумок ни за что не откажется. Потому-то Смирнов и молчал.
Зато вновь не выдержала Ирина:
— Всё это ложь! Это несусветная ложь! Я только что подходила к дочери, и она мне сказала, что здесь работает!
— Я пошутила, — весело и нахально ответила Даша.
— Как пошутила? А Вагнер? А триста рублей? Она же у вас тут триста рублей получает за вечер?
Ирина обратила к Смирнову умоляющие глаза и дрожащие руки. Очевидно, информация о трёхстах рублях исходила от него. Рыжая шпионка Анна выведала?
— Я никогда ничего не получала, — упёрлась Даша.
— Какие триста рублей? А вы платёжные документы видели? — уже строго вопросил Ирину менеджер Чекшин. — Мне кажется, этот нелепый инцидент затянулся. Вы мешаете другим посетителям приятно отдыхать и наслаждаться непринуждённой атмосферой нашего кафе. Я попросил бы, если вы ничего не собираетесь заказать…
— Заказать? В этой паршивой дыре? — зло выдохнула Ирина. — Нет! Но… Дарья, ты пойдёшь сейчас домой?
— Конечно, мамочка. Я уже выпила свой сок, — проворковала Даша издевательским гугнивым голоском идеального ребёнка из дневного сериала.
Она церемонно попрощалась с Самоваровыми и засеменила к выходу. Смирнов двинулся за ней молча.
Замкнула шествие Ирина на своих шатких каблуках. Она всё-таки не стерпела, оглянулась и окатила Самоварова и Настю презрением. Это выразилось в гневном раздувании ноздрей и максимальном округлении глаз. Все лани почему-то считают, что у них очень выразительные глаза!
— Настя, что это было? — спросил ошарашенный Самоваров, когда процессия скрылась из виду. — Зачем ты всё это сделала?
Настя улыбнулась:
— Разве непонятно? Девчонка попала в историю, и надо было помочь.
— Нет, это мы попали в историю, — начал было Самоваров, но в это время официант поставил перед ними какие-то непрошенные вазочки. В вазочках было мороженое, украшенное частоколом ананасных ломтиков и каким-то бумажным бантом на палочке. При этом официант многозначительно сказал:
— От администрации с благодарностью.
— Вот видишь, — проворчал Самоваров, когда официант удалился. — Значит, рыльце у них действительно в пушку, и они эксплуатируют ребёнка.
— И ты в самом деле этим возмущён? — спросила Настя.
— Нет.
Он ещё что-то хотел сказать, но их снова потревожили. На этот раз явился длинноволосый парень, который мелькал среди оркестрантов на сцене. Парень бочком подсел к Самоварову. Он огляделся, будто ждал из темноты появления новых борцов за права детей.
— Я вас поблагодарить хочу, — сказал он. — Я и не ожидал, что выкрутимся. Классно вышло! Вы молодцы.
— За что это все нас благодарят? Вы представитель дирекции и прислали нам эти сооружения? — спросил Самоваров, кивнув на мороженое.
— Нет, это Антон распорядился. Вы молодцы! А я Вагнер.
Самоваров удивился. Со слов Ирины грозный и развратный Вагнер представлялся ему весьма видавшим виды. К тому же Самоваров помнил портрет известного композитора и потому никакого Вагнера не мог вообразить без бороды, растущей на шее, суровых морщин и бородавок. Но этот Вагнер был пухлогуб, юн и ничуть не потёрт нездоровой ночной жизнью в «Багатели». Его причёска представляла собой копну свалявшихся жгутов и напоминала парик Тутанхамона. На вид ему можно было дать лет шестнадцать.
— Что вы так на меня смотрите? — усмехнулся молодой человек. — Вы думали, я написал «Полёт валькирий» и давно умер? Или я бразильский легионер? Нет, я другой Вагнер. Меня зовут Роман.
Самоваров с Настей засмеялись, и Роман Вагнер уверенно развалился на стуле.
— Нет, правда, спасибо! Так прикольно получилось, — продолжил он. — Без вас не знаю, что бы было. Выгнали бы нас отсюда! Смирнов зануда и упрямый. Теперь придётся ухо востро держать. А вы что, Дашу давно знаете?
— Недавно, — призналась Настя. — Со вчерашнего дня. Она действительно играет отлично!
— Неплохо, — с видом знатока уточнил Вагнер. — Она способная, и голос у неё хороший. Ей бы на вокальное надо поступать. Не сейчас, конечно, но заниматься уже пора. Не помешает. Ну, и фортепьяно, само собой. Из неё будет толк — она отчаянная и с головой, даром что соплячка.
— Может, зря вы её привлекли к вечерним выступлениям? — сказал Самоваров. — Всё-таки учёбе это мешает, да и мать расстраивается.
Вагнер начал отпираться:
— Я не привлекал! Даша сама приставала, не давала проходу. Ей деньги очень нужны.
— Зачем ей так понадобились деньги? — удивился Самоваров. — Судя по всему, она не из нищего семейства.
— Да уж, — с непонятным ехидством согласился Вагнер, — по помойкам ей рыться не приходится. Но деньги ей нужны, и не на пустяки. Вы про её отца что-нибудь знаете?
Настя сразу оживилась:
— Да!.. То есть не совсем… Скорее нет. Расскажите, пожалуйста!
— Нет уж, — покачал головой Роман Вагнер. — Раз она сама вам не говорит, то и я не буду. Пусть сама решает, потому что дело серьёзное.
Правда, что его убить хотят? — не унималась Настя.
Вагнер остался непреклонен.
— Нет! Я вам ничего не говорил, вы ничего не слышали. Пусть она сама… Но вам всё равно спасибо, выручили. Не часто встретишь, чтоб кто-то помог за просто так. Свинью подложить всякий рад, а помочь… Спасибо.
Он поспешно отошёл к сцене. Там копошились и занимали свои места музыканты. Басисто ойкнул контрабас, ударник тихонько потрогал тарелки проволочной толстой кистью, похожей на ту, какой Самоваров размешивал клей. Вагнер, вопреки ожиданиям, взялся не за скрипку. Он сел к роялю.
Последним вышел и подмигнул оркестрику пожилой, совершенно лысый, лоснящийся коротышка. Его белый пиджак, очень тесный, складками очерчивал абсолютно круглый живот. «Друг Окуджавы бард Угланов?» — предположил Самоваров.
Бард был почему-то не с гитарой, а с небольшой жёлтой трубой. Самоваров удивился. Петь и одновременно играть на трубе сложновато. Окуджава этого никогда не делал. Однако Армстронг?..
Нервно и сухо задрожали барабаны, булькнул контрабас, а Роман Вагнер извлёк из рояля множество беспорядочных звуков, похожих на бренчанье мелочи в кармане.