Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мурка вошла вихляющей походкой и встала в зазывную лозу — одна нога отставлена в сторону, левая рука на бедре, правая на груди. Бедро тоже отставлено в сторону, как будто Мурке вышибли тазобедренный сустав и позабыли вставить обратно. Если бы Мурка была на шесть размеров худее, она походила бы на циркуль с подломленной ножкой. А так... Даже не знаю, с чем ее сравнить. Может быть, с подтаявшим снеговиком? Знаете, когда солнце светит с одной стороны, снеговики очень неравномерно подтаивают и иногда даже заваливаются на бок. Лысые дядьки смотрели на Мурку с сомнением. Один из них, тот, что сидел в центре, похожий на наглого жучару, тяжело вздохнул, потер переносицу и раздраженно сказал:
— Пройдитесь.
Мурка прошлась, вихляя бедрами и переваливаясь с боку на бок, как беременная утка. Жучара вздохнул еще тяжелее.
— Сколько вам лет? — нелюбезно и, я бы даже сказала, бестактно поинтересовался он.
Мурка заложила лапочки за спину и начала загибать толстенькие пальчики, пытаясь вычислить, сколько она может скинуть без ущерба для имиджа.
— Двадцать четыре, — с вызовом заявила она.
— У нее склероз. Это возрастное, — не разжимая губ прошептал жучара на ухо соседу, но Мурка все равно его услышала и очень обиделась. Жучара между тем продолжал: — А если точнее?
— Двадцать четыре с половиной! — с вызовом ответила Мурка.
— Ну хорошо, — сдался жучара, понимая, что прошибить Муру сарказмом невозможно. — Что еще можете показать?
— Могу спеть! — просто сказала Мура.
— А станцевать не желаете? — ехидно спросил жучара.
— Ну, если вы приглашаете... — прошептала Мура, лукаво взглянув на жучару и очаровательно покраснев.
Жучара закатил глаза.
— Пойте! — коротко бросил он, вернув глаза на место.
Мура открыла рот. Мура открыла рот очень широко. Потом еще шире. Потом еще. Лицо ее стало похоже на бублик. Все напрасно. Ни звука не вырывалось из этого раскрытого рта. Мурка стояла посреди зала, и в глазах ее колотился ужас. Она поняла, что не помнит ни одного самого захудалого словечка ни из одной самой завалященькой песенки. Ну не помнит! Что вы хотите от престарелой женщины? Мурка судорожно вздохнула и неожиданно для себя вдруг выкрикнула:
Нарьян-Мар мой, Нарьян-Мар!
Дорогой мой Нарьян-Мар!
Что петь дальше, она решительно не представляла, поэтому покрутила над головой рукой, будто бы хлыстом оленевода, и выдала с роскошной оттяжечкой: «Эге-е-ей!» После чего выкинула левую руку в сторону, как бы указывая дорогу к светлому будущему, и туда же выставила левую ногу, согнутую в колене, как делают люди, занятые в деле строительства спортивных пирамид.
— Все? — спросил жучара.
— Еще могу спеть арию Тоски из одноименной оперы Джакомо Пуччини, — сообщила Мурка.
— Пойте, — устало согласился жучара.
— На итальянском языке, — предупредила Мурка.
— На итальянском не надо, — быстро сказал жучара, видимо, чего-то испугавшись. — Что еще?
Мурка задумалась. Действительно, что еще могла она предложить жучаре? Да еще такому привередливому? И тут ее осенило.
— Наклоны вперед, — хвастливо сказала она. — Я делаю прекрасные наклоны вперед.
— Ну, сделайте парочку.
— Парочку не могу. Только один.
— Почему? — удивился жучара.
— Потому что... — Мурка замялась. — Потому что интеллигентные девушки делают только по одному наклону.
— Почему? — еще больше удивился жучара.
— Почему, почему! — заорала Мурка, совершенно выведенная из себя и потерявшая всякий человеческий облик. — Потому! Ты, что ли, меня потом разгибать будешь?
Из зала Мурку выносили трое охранников. Она брыкалась, щипалась и вопила. Одного лягнула в ногу, другому вцепилась в волосы, а третьего укусила в рукав и долго потом отплевывалась от шерстяных очесов. Мурку выкинули на улицу и вежливо посоветовали обратиться в районный отдел социального обеспечения, где как раз сейчас срочно требуются вахтерши на полставки, но с талонами на обеды в местной столовой. Мурка клацнула зубами, но ничего не сказала. Она решила идти до конца и показать «Красным матрешкам» и противному жучаре, на что способна женщина, если ее довести до ручки. Мурка была способна на многое. А до ручки сама могла довести кого угодно. Поэтому она поднялась из лужи, куда ее нарочно уронили охранники, почистила брючки, немножко похрюкала, вытерла нос и полезла в джип. Так начались Муркины скачки с препятствиями. Или хождения по мукам. Или ее университеты. А проще — мытарства в погоне за золотым тельцом и лавровым венком. Вернувшись домой, Мурка еще раз перелистала все газеты, где помещались рекламные объявления. Потом она взяла чистый блокнот и выписала туда адреса и телефоны всех модельных агентств. Потом подумала и добавила адреса и телефоны театральных кружков и хоровых студий. Она хотела взять несколько уроков пения перед тем, как идти на следующий просмотр. Ей казалось, что с одним «Нарьян-Маром» ей не управиться. Потом она позвонила и записалась на прослушивание.
— Возраст? — спросил ее по телефону старческий голос, похожий на старый английский фарфор. Голос был весь в трещинках и очень аристократический.
Мурка честно назвала возраст. При этом, правда, подумала, что если ее сегодня еще кто-нибудь где-нибудь спросит про возраст, она даст в глаз. Услышав общую сумму Муркиного возраста, голос поперхнулся, как будто английский фарфор шмякнули о некрашеный дощатый пол.
— Понимаете ли, деточка, — сказал голос, немного помолчав. — Дело в том, что у нас детская студия.
— У меня двое детей, — быстро нашлась Мурка.
— Ну что ж, — сказал голос. — Тогда я с удовольствием вас запишу. Имя?
— Маха, — ответила Мурка. Так она дома звала ребенка Машку.
— Вы, видимо, имеете в виду имя Мария? — вежливо уточнил голос.
— Видимо, — без всякой уверенности ответила Мурка.
— Возраст?
— Двадцать лет, — честно сказала Мурка и еще честнее прибавила: — Три месяца, двенадцать дней и... — тут она немного пошевелила губами, производя нужные подсчеты, — и сорок восемь часов.
— Тогда получается три месяца и четырнадцать дней, — задумчиво сказал голос, тоже, видимо, произведя подсчеты.
— Нет, — твердо ответила Мурка. Она решила больше никому не давать сегодня поблажки. — Три месяца, двенадцать дней и сорок восемь часов.
— Ну хорошо, — устало согласился голос. — Приводите. Она у вас крупная?
Этот вопрос застал Мурку врасплох. Она не знала, что в детские хоровые студии принимают по весу и размеру. Она думала, что по голосу.
— В каком смысле? — тупо спросила она.
— В том смысле, что мы принимаем детей до шестнадцати лет. Но если вы так настаиваете, я попытаюсь определить вашу девочку в старшую подростковую группу, — пояснил голос.