Она покраснела:

— Вопрос не в том, можешь ты позволить себе этот прием или нет. Просто жаль тратить такую кучу денег за один вечер.

Он ничего не ответил, но она почувствовала, как его насмешливый взгляд уступил место критическому разглядыванию.

— Тебе стоит купить что-нибудь из одежды. Я собирался сказать это тебе с тех пор, как мы вернулись в Лондон.

— Мне не нужна никакая одежда, благодарю.

— Я играю свою роль в этом представлении, и мне хотелось бы, чтобы ты тоже играла свою.

— Какое отношение это имеет к моей одежде? — Джейн чувствовала, что выходит из себя. — В любом случае мне кажется, что мои вещи выглядят вполне прилично.

— Они не соответствуют тому, что должна носить моя жена.

Она пригладила мягкую шерсть своей юбки.

— Чем тебе не нравится это платье, например?

— Ничем. Оно очень миленькое. Но представь себе, именно сегодня в таком платье появилась моя секретарша.

— Наверное, мы купили его в одном и том же универмаге.

— Будучи моей женой, тебе не следует носить такие платья, которые может позволить себе и секретарша.

— Какой же ты сноб! Миллионы людей сегодня покупают готовое платье, даже члены королевской семьи!

— Нет никаких причин, почему бы тебе тоже не покупать готовое платье. Но в определенных случаях ты должна надевать что-нибудь эксклюзивное. Кстати, редактор одного из наших справочников прислал сегодня записку с просьбой поместить твое интервью с фотографиями.

— Я, конечно, должна щеголять в маленьком домашнем платьице от Баленсиага?

Он проигнорировал ее сарказм:

— Даже в демократическом обществе есть те, кто может позволить себе больше, чем другие.

— И я принадлежу к тем, кто «может позволить себе больше», так я полагаю?

— В течение этого года, — признал он и вышел из комнаты.

— Николас, — окликнула его она и с удовольствием увидела, что он в удивлении остановился, — ты ничего так и не рассказал о приеме. Когда он состоится, сколько людей нам нужно будет пригласить и где бы ты хотел, чтобы я заказала платье?

— Прием состоится через две недели, будут приглашены семьсот пятьдесят гостей, платье ты можешь купить у любого кутюрье, которого выберешь. Попозже мы просмотрим список гостей, к некоторым из них ты должна быть особенно внимательна.

Джейн не удержалась и спросила:

— А как насчет Кэрол? Она тоже придет?

— Разумеется.

— Почему «разумеется»? — сердито поинтересовалась Джейн. — Не кажется тебе, что это смешно — устраивать прием с целью представить свою жену лондонскому обществу и в то же время приглашать свою любовницу? В конце концов, ты так осторожен, чтобы не допустить никаких сплетен о нас…

— Кроме того, что Кэрол — это женщина, которую я люблю, она принадлежит к тому же кругу, что и другие мои друзья. Никому не покажется странным, если она там будет.

— Мне это покажется странным. Последний раз, когда она приходила на ужин, она из сил выбивалась, чтобы не замечать меня.

— Надеюсь, ты не ждала, что она будет порхать вокруг тебя?

— Нет, — признала Джейн, — не ждала. Но также я не жду, что она еще раз сюда заявится. Я твоя жена в течение года, Николас, нравится это тебе или нет, и все время, пока я буду жить в этом доме, я не хочу, чтобы сюда приходила Кэрол. Если она придет на прием, придется ей принимать гостей.

Джейн повернулась к нему спиной. Она чувствовала, как онемел ее позвоночник, весь ее запал угас, она уже сожалела об этом взрыве эмоций.

— Очень хорошо, — сказал за ее спиной Николас, — к сожалению, сейчас я вынужден согласиться с тобой. Но не пытайся ставить мне никаких других условий. Хотя я и пытаюсь избежать неприятной шумихи вокруг нас, существуют границы, за которые я не позволю тебе выйти. — Она услышала, как повернулась ручка двери, и снова послышался его голос: — Я не буду сегодня ужинать здесь. Я ухожу.

Дверь с шумом захлопнулась, и Джейн осталась одна праздновать свою пиррову победу.

Все вечера до приема она проводила одна, отлично понимая, что таким образом Николас демонстрирует свое презрение к ней.

Поначалу она не собиралась покупать для приема какое-то особенное платье, но затем, здраво рассудив, упрекнула себя в том, что не подыгрывает ему, по крайней мере, пусть амбиции сэра Ангуса получат хоть какой-то шанс на осуществление. Если у нее и оставалась слабая надежда отвлечь внимание Николаса от Кэрол, то только заставив его посмотреть на нее как на женщину; она уже прочувствовала тщетность попыток воздействовать на него своим интеллектом. Но, даже приняв это решение, она не направилась к ведущим кутюрье, а нашла платье по вкусу в одном маленьком, но элегантном бутике в Кенсингтоне.

Надев его впервые в день приема, она пришла в восхищение от собственного выбора и размышляла, что скажет Николас, так как покрой платья был более замысловатым, чем она обычно носила. Белый шифон был задрапирован так искусно, что, прикрывая ее плечи, оставлял глубокое декольте; и хотя юбка свободными складками падала на пол, но при каждом движении она подчеркивала каждый изгиб ее тела. Джейн даже поэкспериментировала с разными прическами, но она так долго отращивала волосы, что совершенно не хотела их обрезать и в конце концов сплела в большие двойные кольца и заколола на затылке.

Она стояла перед зеркалом и разглядывала свое отражение, когда послышался стук в дверь и вошедшая горничная сообщила, что Николас ждет ее в библиотеке.

Пытаясь выглядеть уверенно в эту первую их встречу после того бурного объяснения, Джейн вошла в библиотеку и не смогла сдержать страстного желания, которое охватило ее при виде Николаса — отчужденного и мрачного в своем смокинге, — когда тот встал с кресла.

— У меня кое-что есть для тебя, — сообщил он и, не глядя на нее, подошел к своему столу и вынул большой кожаный футляр из среднего ящика. — Вот, открой.

Думая, что там находится какое-нибудь ювелирное украшение, и, размышляя, как он отреагирует, если она скажет ему, что не хочет его надевать, Джейн неохотно подняла крышку. Возглас восхищения сорвался с ее губ, так как хотя она и ожидала увидеть что-нибудь дорогое и красивое, но не предполагала, что это будет необыкновенный гарнитур из бриллиантов и изумрудов, мерцающих на черном бархате.

— Какое волшебство! — прошептала она и осторожно коснулась браслета и серег, а затем ее пальцы замерли на ожерелье. — Никогда не видела ничего подобного.

— Этот гарнитур не надевали целую вечность. Последним, кто носил его, была моя мать. — Он наклонился и поднял браслет и серьги. — Надень.

— Я не могу. Я боюсь носить такие ценности.

— Не будь смешной. Изумруды Гамильтона пользуются мировой известностью, и, как моя новобрачная, — он произнес последнее слово с сарказмом, — как моя новобрачная, ты должна их надеть.