— После отца моей дочери я долго никого не допускала. Противно было. А потом всё наладилось, — я улыбнулась Максу и заметила, что он нахмурился. И что это я, в самом деле, разоткровенничалась, чтоб меня!

— Прошу тебя, больше не будем говорить о твоём бывшем, договорились? А то у меня такое впечатление, что он здесь с нами, — Макс произнёс это вполне мягко, и в тоже время я чувствовала, что больше таких разговоров он мне не простит.

Как бы я хотела сейчас рассказать этому насупившемуся водителю, что мне давно ни с кем не было так хорошо, как с ним, но я сдержала душевные порывы. Чем больше распахиваешь душу наизнанку, тем хуже для себя самой. Кто-то не так понял, и как не объясняй, решит, что оправдываюсь.

Доехали мы без приключений, перейдя на вполне нейтральные темы.

— Я больше люблю кофе, — призналась я напоследок. — Но сама идея чаепития вслепую мне понравилась.

Я вышла из машины и уже собиралась сказать «прощай», как Макс опередил меня:

— А мне сегодня понравилась ты, даже больше, чем в прошлый раз.

Он посмотрел на меня почти с нежностью и, потрепав по щеке, проводил до дверей подъезда.

— Спасибо за такой необычный вечер, — я вдруг оробела и почувствовала себя девчонкой, сходивший на свидание в первый или во второй раз и ожидающей прощального поцелуя, но не смевшей просить о нём.

К слову, его так и не последовало. Макс пожелал мне спокойной ночи и удалился, не сказав о том, будет ли продолжение. Но в том-то и дело, что я не была больше неопытной девчонкой и по глазам мужчины могла предугадать, захочет ли он следующей встречи. Макс точно захочет.

Плохо то, что и я начинаю им увлекаться.

Именно об этом я раздумывала, когда поднималась на лифте, и именно поэтому не разрешила проводить себя до дверей. Да и Алисе ни к чему видеть моих любовников.

— Мамочка, я так соскучилась, — произнесла дочка, немного коверкая слова. Она пахла акварельной краской и какао, домом и любовью. Не той, какую только что испытала, а другой, уютной как плед и чашка чая зимним вечером.

Не выпуская Лису из объятий, я расплатилась с няней и принялась выслушивать детские откровения. Надо было принять ванну, но всё это подождёт.

Заснули мы в тот вечер вместе. Я гладила дочку по голове, фальшиво тянула колыбельную и думала о том, как хорошо нам с ней вдвоём. И никто не нужен.

Всё-таки я ревнивая мать, оберегающая дитя от мира мужчин, потому что не хотела, чтобы ей когда-то сделали так же больно, как и мне…

***

Вадим объявлялся теперь почти каждый день, а если не приходил, то обязательно звонил и интересовался, как дела у Алисы. Сначала я воспринимала каждый его визит в штыки, а потом немного успокоилась. Конечно, неделя не показатель, но Вадим больше не делал намёков на общее прошлое и свои якобы сохранившиеся ко мне чувства.

И всё же иногда я ловила на себе грустный взгляд бывшего, который, стоило мне пристально посмотреть на него, отводил глаза или беспечно улыбался. Это нервировало и заставляло воскрешать в памяти те чувства, которые я давно похоронила и отпела.

В конце концов я не выдержала и, вызвав на откровенный разговор, ещё раз установила границы:

— У меня давно другая жизнь и другие мужчины. Давай больше не будем вспоминать о нас и прекрати смотреть на меня так, будто я только что тебя бросила, — голос предательски дрогнул, но лишь от того, что я хотела побыстрее закончить разговор.

— Вообще-то, это я тебя оставил, Вита, — мягко вставил свои пять копеек Вадим.

Мы как раз сидели на кухне, после того, как я уложила Лису на дневной сон. Сегодня была суббота, и Вадим изъявил желание сводить дочь в зоопарк. Прогулка оказалась довольно приятной, наконец, выглянуло весеннее солнышко, и мы чудно провели время, поедая сладкую вату после посещения зоопарка. Особенно дочке понравился белый мишка, который щурил глаза на чересчур яркое солнце.

Всё было хорошо ровно до того момента, пока с нами была Алиса. Как только я осталась с Вадимом наедине, мной опять овладело раздражение.

— Да, ты прав, — улыбнулась я, прищурив глаза в точности как тот медведь. — Ты оставил меня после того, как я приняла решение растить дочь сама. И отказалась искать ей «приличную приёмную семью».

— Был идиотом, признаю. Поэтому сейчас я здесь, — видя мой настрой, бывший пошёл на попятную.

— Но через минуту тебя здесь не будет, — с той же ухмылкой продолжила я. — И я этому очень рада.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — с притворным беспокойством, выглядящим искренним участием, спросил Вадим. И даже попытался погладить по руке, но я вовремя её отдёрнула. С таким чувством, будто на столе лежала лягушка.

— Прекрасно. Особенно, когда не вспоминаю о тебе. С чего такая забота? Даже когда мы были любовниками, тебя не волновало моё самочувствие.

— Ты злишься на меня и на себя, — Вадим посмотрел в окно и полез в карман брюк за сигаретами, но, поймав мой взгляд, положил пачку на стол. — Ты права, надо смириться с тем, что мы не вместе. Не перебивай, я договорю и уйду. Мне казалось, что я давно тебя забыл, пока не увидел снова. Вот так, через стол. Ты и улыбаешься, как прежде. Только теперь гораздо реже.

— Может, достаточно? — попыталась вставить я, но бывший перебил:

— Хотел спросить твоего разрешения, чтобы проверить Алису в клинике. Я должен быть уверен, что с её здоровьем всё в порядке. Если ты не против, я бы оплатил проверку и твоего здоровья.

— Это ещё зачем?

Так! Вот это меня уже насторожило. Нет, я понимала, что под предлогом проверки здоровья дочери бывший решил сделать тест ДНК и убедиться, что я не нагуляла Лису с кем-либо третьим, но с чего такая трогательная забота о моём самочувствии? Вадим не был жадным, скорее рачительным, поэтому его предупреждение всколыхнуло в душе смутное беспокойство.

— Ты слишком нервная, — улыбнулся бывший как прежде. Как тогда, когда мы могли не влезать из постели часами. Но это было слишком давно, почти в прошлой жизни. — Все болезни от нервов.

— Спасибо за беспокойство, но я как-нибудь обойдусь. Тебе пора.

Вадим хотел было что-то добавить, но передумал. И снова обернувшись на пороге, что последние визиты стало почти его привычкой, посерьёзнел и посмотрел в глаза:

— Я не собираюсь делать тест ДНК, Вита. Алиса — моя дочь, я тебе верю.

— Спасибо за доверие, — буркнула я, и этот гад тут же добавил ложку дёгтя в бочку лести:

— Ты слишком меня любила, чтобы изменить.

Максим

Любимин позвонил рано утром. Ещё не открыв глаза, я понял, что на том конце трубки именно этот чёртов ублюдок. На него я поставил особую мелодию. Самую мерзкую, которую только смог найти. По-моему, это Стас Михайлов, завывающий что-то о безумной любви слюнтяя к «гению чистой красоты».