резко изменилась, и вдруг запахло яблоками с корицей.

Джар, отсмеявшись, тоже принюхался и снова залился смехом.

– Эй, Джар, ты чего хохочешь? – как будто бы ворчливо спросил Старец, но на деле говорил он сквозь сдерживаемый смех.

– Видите духовой шкаф в углу?

Ама ожидала увидеть обычную жаровню или уж печку, на худой конец, но в углу стоял самый что ни на есть обычный шкаф из красного дерева, только весьма скромных размеров. Джарвин убедился, что все обратили внимание на шкаф, и продолжил:

– Так вот, я его три года назад заколдовал, чтобы он в Рождество ворожил печеные яблоки с корицей.

– И что, уже Рождество? – осведомился Иль своим невероятно серьезным голосом.

– Нет, конечно! Тут ведь вся хитрость в чем? Мы с Ли Рождество празднуем как попало, когда она с лицевой возвращается. Вот я и заколдовал шкаф, чтобы он чувствовал рождественское настроение и пек яблоки.

– И как, сработало? – спросил Старец.

– Как видишь, сработало! – вновь рассмеялся Джар.

В шкафу глухо бухнуло, запах яблок усилился. Ама первая догадалась, что произошло, и тоже принялась хохотать. Шкаф отозвался теперь уже грохотом, а корицей запахло так, что ноздри щекотало. Старец присоединился к общему веселью, и яблоки посыпались на пол фургона, распахнув дверцы.

– Отставить рождественский смех! – вовремя спохватился Иль. – А не то нас всех засыплет!

От перспективы быть погребенными под яблоками истерика только усилилась. Ама свалилась на диван, а он подпрыгивал и вибрировал, хохоча вместе с нею.

Когда они на силу успокоились, было поздно. Весь пол покрывал ковер из печеных яблок. Джарвин с криком «Я знаю, что делать!» дотянулся до своего стола, схватил одну из колб, и принялся кисточкой разбрызгивать зелье на яблоки и бормотать заклинание. Яблоки взмывали в воздух, как толстые неуклюжие птички, и продолжали кувыркаться под потолком. Ама поймала одно на взлете, осторожно откусила кусочек и, отбросив всякое стеснение жадно впилась в яблоко зубами. Вкусно было – жуть! Остальные сначала смотрели с сомнением, а потом последовали ее примеру.

Видела бы их Ли – уши бы пообрывала. Что происходит, когда оставляешь мужчин и детей одних? Правильно: они объедаются сладким, а потом мучаются животиками. Это правило незыблемо, как сама Вселенная, и не важно, в каком из миров вы его проверяете. Вся честная компания страдала от переедания, и только у Амы закралась шальная мысль: «А может, стоило сначала пообедать?». Как и все хорошие мысли, эта пришла слишком поздно.

Беззаботное веселье во время войны и погони прекрасно, но скоротечно. Как бы ни хотелось забыть обо всем и просто подурачиться, рано или поздно придется взять себя в руки и начать решать, что делать дальше. Их волшебный фургончик несся на всех парах к Большому Испытательному Полигону, и все ярче и ярче в воздухе вырисовывался вопрос: а как, собственно, выжить? Ама не хотела об этом думать, все ее существо протестовало против таких размышлений и подначивало заняться чем повеселее, например, взять вон ту старинную швабру в углу и заставить яблоки под потолком прыгать и задорно биться друг об дружку. Усилием воли Ама заставила себя сосредоточиться и задала волнующий вопрос:

– А что со мной будет дальше? Ну, когда мы приедем в Круглый город.

Повисло неловкое молчание. Одно из двух: или они еще не думали об этом или, напротив, успели уже обсудить. Слово взял Джарвин:

– Ама, послушай. Я обещал твоему брату позаботиться о тебе и от своих слов не отказываюсь. Пока будет тянуться вся эта неразбериха с отделом взыскания, поживешь с нами. А там уже посмотрим по обстановке, ладно?

– Ладно. Тем более, что у меня теперь есть связь с мамой. Она мне переговорный медальон в сумку положила, сегодня меня вызывала.

– Напомни-ка, а кто твоя мама? – перебил ее Старец.

– Она старший магистр высокой магии, ее зовут Ильзабет.

– Знаю такую, знаю. Весьма талантливая, хотя и неприлично молодая дама. Сколько ей, около пятидесяти?

– Вообще-то сорок три. А это имеет отношение к делу?

– Извини старика, вечно я на молодежь ворчу. Так что, твоя матушка связалась с тобой?

– Да, совсем недавно, ну… до яблок. Она подтвердила, что я была в том списке стиллеров при исполнении, которые подлежат теперь какой-то «обработке». Их всего трое, и я среди них. И еще кое-что: один мальчик из списка пропал в тот день, когда мама заставила меня бежать.

– Старец, – обратился к нему Джар, – у тебя есть хоть малейшее предположение, что им нужно?

– Малейшее – есть. Ну-ка, девочка, позволь мне взглянуть на твой морфеев проводник.

Ама замешкалась на мгновение – проводники были очень личной вещью – но достала из-под рубашки серебряную цепочку, на которой висел медальон. Старец нарочито аккуратно взял в руки нежно-голубой камень, заключенный в сплетение серебряной оболочки из-за своей хрупкости.

– Матерь божья, да это же эвклаз!

«Матерь божья? – подумала Ама, – «Да кто вообще так выражается на изнанке?». Она, конечно, знала, что ей достался – а правильнее было бы сказать, что ее выбрал – очень редкий камень, но никак не могла смекнуть, к чему Старцу нужно было всенепременно на него взглянуть прежде чем дать ответ на вопрос Джарвина. Переспрашивать не пришлось, тот сам продолжил свою речь:

– Ну что же, теперь я почти убежден в своих догадках. Сами понимаете, слухи – это одно, а собственные наблюдения – совсем другое. Так вот, чтобы вас не томить, сразу скажу. Мне думается, что Корпорация собирает морфеевы проводники.

– Почему ты так решил? – спросил Джар.

– Сразу по двум причинам. Во-первых, это объяснило бы, почему ни с того ни с сего отключаются пустые. Сам знаешь, если разорвать связь по морфееву проводнику, то стиллер вернется в свое тело, а пустой уйдет в глубокий сон. А во-вторых, камень – единственное, ради чего стоит гнаться за этой девочкой. А ее уже ищут, я не сомневаюсь. Ты не обижайся, Ама, но других поводов я не вижу. Чтобы войти в такой короткий список в три имени, нужно обладать чем-то из ряда вон выходящим, уникальным, если хочешь. А ты, как мне помнится по записям в канцелярии, вполне обычная девочка, старательная, но звезд с неба не хватаешь.

Конечно, ей стало обидно, но виду она не подала. Старец был прав, хотя и неприятно признавать свою посредственность, да еще и перед людьми.

– Так что же, они хотят отнять мой морфеев проводник?

– Полагаю, что так. Но это лишь моя догадка, я не могу гарантировать это на сто процентов.

Одно было однозначно хорошо в изнаночниках: они всегда строили свои