Волевым усилием она заставила себя успокоиться, чтобы произвести впечатление настоящей шлюхи. Официант бросал на нее восхищенные взгляды, как и многие из клиентов бара. Но территория рядом с ней по-прежнему оставалась свободной.

Затянувшись теплым дымом сигареты, Мириам вогнала его в легкие, а затем выпустила через кокетливо выпяченные губы аккуратное колечко. По крайней мере, сигареты здесь вполне сносные. Эти «Житан» напоминают «Бон-Тон». В Америке сейчас продаются ужасные сигареты.

Почему эти глупые мужчины ее игнорируют? Неужели привычки так сильно изменились? Когда она в последний раз охотилась в Европе, все происходило по-другому легкий флирт, быстрое соблазнение. Теперь же она отвечала на взгляды мужчин, но дальше дело не шло. Нет, Мартин не должен умереть от голода, равно как и любой другой Властитель, которому она в силах помочь. Наверное, весь этот ужас связан с тем, что люди устроили облаву на ее соплеменников.

Докурив сигарету, Мириам потянулась за другой, когда заметила, что к ней направляется молодой мужчина. Она заговорила по-французски:

– Достопочтенный, не соблаговолите ли мне помочь? У вас не найдется огня?

Он прошел мимо, в туалет. Неужели это бар для геев? Нет. Определенно, нет. Как хозяйка фешенебельного клуба, она могла определить сексуальную ориентацию любого заведения с первого взгляда.

С ней заговорил другой мужчина, стоявший у стойки бара:

– Вы говорите по-французски языком Вольтера. Все эти «достопочтенный» и «соблаговолите». – Он передразнил ее фальцетом. – Сейчас это называется «спичкой». Новое слово! Вы откуда?

– Из прошлого, – огрызнулась Мириам, поднимаясь из-за стола. К черту французов, если их больше не интересуют хорошенькие девушки.

– Простите, мадемуазель! Я ведь сказал, просто чтобы затеять разговор! Вы, наверное, американка и учили французский в школе. У вас был старый учитель – чересчур старый! Но в этом нет вашей вины.

Замечательный экземпляр! На тыльных сторонах ладони проступали крупные синие вены, значит, напор из сонной артерии будет восхитительно мощным.

Она одарила его специальной улыбкой, от которой мужские особи начинают часто дышать. Мириам практиковала эту улыбку годами и считала, что добилась отличных результатов. Стоило показать ряд идеально ровных человеческих зубов – искусственных, разумеется, – и мужчина тут же оказался у ее столика.

Наконец-то. Она отреагировала с натренированным безразличием. Улыбнешься слишком призывно – и он тут же соскочит с крючка... по крайней мере, раньше так было.

– Вы не хотите, чтобы я ушел?

Мириам пожала плечами.

– И сколько это будет мне стоить? – спросил он, понизив голос.

– Немного, – ответила она, подразумевая самое ценное для него: дыхание, кровь, саму жизнь.

– Значит, все без дураков... вы и есть та проститутка, которая сидит за дальним столиком в кафе и ждет клиента. Как это... не знаю, право... charmant. Настоящий старый Париж! А еще этот язык и давно вышедший из моды костюм. Вы действительноиз прошлого. Послушайте, не хотелось бы портить впечатление, но у меня при себе только пара сотен франков.

– Очень жаль.

– А кредитные карточки вы принимаете? Как можно задавать такие глупые вопросы? Шлюха, принимающая кредитки, – надо же такое выдумать! Она затянулась сигаретой и медленно выпустила струйку дыма.

– Зря вы это.

– Простите?

– Я лично бросил. Вредно для легких. – Он постучал себя в грудь и с шумом выдохнул. – Бьюсь об заклад, у вас так не получится.

Она была способна задерживать дыхание на час. Властители могли утонуть (именно так, спасая ее, погиб отец Мириам), но эта смерть не была бы для них легкой, фактически для них не существовало легкой смерти. Само тело, каждая косточка и жилка фанатично цеплялись за жизнь. У человека была бессмертная душа, он мог позволить себе умереть.

Властителям ничего не оставалось, как жить вечно, если, конечно, получится.

Мириам затушила сигарету.

– У вас прелестные руки, – мужчина не сводил с нее глаз.

Она приподняла ладонь, изящно согнув запястье. Когда он поцеловал ее, кто-то возле бара не удержался от комментария:

– О черт!

– Заткнись, тупая горилла! – проревел ее избранник. – Не обращайте внимания на это животное.

Мириам дотронулась до его руки кончиками пальцев: пометила жертву.

– Любезный господин, я не могу посвятить вам весь день.

– Ваш французский прогрессирует. На таком языке говорили примерно в 1896 году.

– У меня милая комнатушка, а двести франков – вполне подходящая цена.

Они вышли с ним на рю де Баббило, пересекли Итальянскую площадь и оказались на рю де Гобелен. Моросил дождь, и Мириам прильнула к своему спутнику, чтобы идти под его зонтом. Переходя улицу, она, внезапно споткнувшись, чуть не упала на своего спутника Мужчина посмотрел на нее искоса и слегка нахмурился – ощутил ее вес. Из-за плотных костей и мускулов Властители были раза в два тяжелее людей.

Иногда достаточно было малейшего промаха, чтобы спугнуть дичь. Ее соплеменники не отличались от прочих хищников – их охота была удачной только примерно в одном случае из трех. Миф о вампирах как о неутомимых существах, обладающих сверхъестественными силами, – это всего лишь миф.

Они проходили мимо небольшой гостиницы, мужчина хотел повернуть к подъезду, но Мириам его остановила:

– Нет, не сюда.

– А куда же, черт возьми, в таком случае? Поблизости других гостиниц нет.

– Пройдем чуть дальше, любезный господин. Он замедлил шаг. Мириам вновь почувствовала на себе его взгляд. Архаичная речь, чрезмерный вес для такой фигуры и роста – ее избранник ничего не понимал и от этого начал нервничать. Придется освежить проклятый французский. В 1956 году никаких комментариев по его поводу Мириам не услышала. Хотя, конечно, тогда она не выходила на охоту, только побывала у «Шанель», где полностью обновила гардероб. Разумеется, служащие фирмы не посмели бы критиковать ее речь.

Мириам устремила на него тщательно отрепетированный взгляд: приподнятые брови, сияющие серые глаза – это сочетание девичьего очарования и женской опытности должно было его разоружить. Этот взгляд не подводил ее с тех пор, как она ему обучилась, – тогда вместо зеркала использовали отражение в пруду. Он помогал ей забрасывать крючок и на виа Аппиа, и на Уотлинг-стрит, в Афинах и в Венеции.

Мужчина фыркнул, как слегка перепуганный конь, его походка приобрела решительность, даже какое-то упрямство.

– Неужели сюда... Господи... зачем мы сюда тащимся?

– Увидите.

– Нет, за двести франков не увижу. Одеяло на полу такой развалины, как эта, тянет не больше чем на полтинник, милочка.