«Это точно, — сказал Алексей. — Погоняют всегда ту лошадь, которая тянет». Потом, когда речь зашла о деревне Кубайке, о трудной жизни строителей, об учебе, о сушилках и о клопах, Павел, смеясь, сказал: «Уверен, во МХАТе в каждом кресле есть по клопу». — «Да брось ты!..» — сказал Алексей. Он настораживался все больше и больше и к концу разговора весь сжался, напружинился, точно приготовился к прыжку и готов был взорваться, но все же не взрывался, и, мне кажется, я понял почему: он смотрел на Павла с таким выражением на лице, с каким человек после долгого перерыва смотрит в зеркало на собственное отражение, пытаясь угадать, он это или не он.

Когда Павел ушел, я напомнил Алексею одну строчку из его письма. «Мне кажется, — написал он, — что я здесь не нужен». — «А как ты думаешь сейчас?» Алексей надолго задумался, а я терпеливо ждал, потому что для ответа на мой вопрос ему пришлось заглянуть в самого себя.

1966 г.

ПАХАРЬ

Как-то в редакцию газеты «Комсомольская правда» пришло короткое сообщение, приятно нас удивившее: «Десятки колхозов и совхозов Смоленской области выполнили план по зерну». Мы тут же позвонили в Министерство сельского хозяйства и спросили, не микроклимат ли на Смоленщине, но нам ответили: «Да нет, погода как у всех».

Чудес на свете не бывает. Для того чтобы лишний раз убедиться в этом, мне предложили выехать в командировку. Через несколько дней я оказался в колхозе имени Ленина. Его председателя С. И. Бизунова застал чисто выбритым, уравновешенным, без признаков суеты. Мы сели в правлении колхоза и проговорили четыре часа подряд. Нас ни разу никто не прервал, а телефон на столе, которому не прикажешь, бездействовал. Было двенадцать часов дня. Я осторожно сказал: «Страда, вероятно, идет у вас к концу?» — «Зачем, работы хватает, — ответил Бизунов и добавил: — Не страда, а сплошное страдание». Я мельком глянул на его спокойное лицо, и мы отправились смотреть главное картофельное поле, где в этот момент решалась, так выразился Бизунов, судьба урожая. По дороге наш «газик» обогнал одиноко ползущий трактор, а на главном поле мы увидели три комбайна, плывущих в сопровождении горстки людей, и еще два — вдали, на горизонте. Это была типичная картина мирного сельского труда, которую так обожают художники и которая способна вызвать у зрителей блаженное ощущение покоя.

Но именно этот покой, родившийся в моей душе, и заставил меня заволноваться. В самом деле, из номера в номер газеты печатали материалы о битве за хлеб, рассказывали о людях, героически борющихся за каждый колос, а тут — идиллическая картина: не странно ли, читатель?

Что-то «не так» было в колхозе Ленина, хотя — предупреждаю вас заранее — не ждите разоблачений. Колхоз действительно выполнил план, собрав приличный урожай. С помощью какого колдовства ему удалось это сделать, гадать нет смысла. Обратимся к основным компонентам трудного 1972 года, реально отразившимся на результате, и все станет на свои места.

ПОГОДА

Уже стало привычным с нее начинать, — ну что ж, отдадим эту дань и мы. Обычно Смоленщина страдала от избытка влаги. В конце лета и в начале осени область «подмачивало», как скромно здесь говорят, имея в виду ливневые дожди и непролазную грязь. Но к этому привыкли, научились подлаживаться, лишь отмечали свои пики и спады: дед Каширин, например, помнил самую гнилую осень 1933 года, когда прямо посередине деревни лошадь «по пузо топла».

Нынче все было наоборот: слишком поздняя весна, такая поздняя, что в июне по ночам случалось и до минус десяти. А потом начались дожди, сопровождаемые сильными ветрами, а еще потом новая беда — засуха: температура на почве достигла пятидесяти градусов. Чем дело кончилось? Мало того что погибли озимые, которые просто пришлось запахать, — период созревания хлебов сократился почти вдвое, влаги в почве не хватало, зерно не успело набрать силу, было щуплым, и все виды на урожай погорели синим пламенем.

«В тех условиях, в каких мы оказались, — заметил в разговоре со мной один местный товарищ, — даже такие руководители, как Бизунов и Васильев, не боги». Бизунова с Васильевым он назвал потому, что оба они — Герои Социалистического Труда, однако им тоже, как и всем остальным, было сначала холодно, потом мокро, а потом жарко. Словом, трудно, как никогда. Но вот удивительные цифры: четыре хозяйства области (по предварительным данным) собрали по 7 центнеров зерна с гектара, сорок три хозяйства — по 10, пятьдесят девять хозяйств — по 13, тридцать одно хозяйство — по 16, а Бизунов все же взял по 18,3. Что же касается колхоза «Красный доброволец», которым руководит Ф. С. Васильев, там и Бизунова перекрыли: 23 центнера на круг.

Засуха, конечно, для всех засуха, и если дождь, от него опытом или званием Героя не прикроешься: не зонтики. Но если нам известно, что погода способна уложить одни хозяйства на лопатки, а другим позволяет устоять на ногах, поищем объяснение этому странному обстоятельству не только в силах небесных, но и в силах земных.

ЛЮДИ, ИХ БЫТ

Некоторое время назад Бизунова пригласили на Центральное телевидение и дали пять минут времени. Будучи человеком серьезным, Бизунов решил говорить только самое главное, а потому начал с того, что, кроме реки Лучесанки, очень красивой и богатой рыбой, колхоз располагает газом, водопроводом и, конечно же, электричеством. Затем он коротко «остановился» на двух девушках, которые однажды уехали из колхоза в Донбасс, но через полгода все же вернулись и еще привезли с собой мужей. С тех пор Бизунов, как председатель, никому из желающих покинуть деревню в оформлении не отказывает, однако количество людей в колхозе не уменьшается, а постоянно растет, и потому колхоз ежегодно строит по одной новой улице из двадцати новых домов.

Тут Бизунов сделал паузу и посмотрел на режиссера, который удовлетворенно кивнул головой, но показал при этом ноль двумя пальцами, что означало: пора закругляться. Пора так пора. Впрочем, решив про себя, что все равно это запись на пленку и, если они хотят, пусть потом вырезают, Бизунов сделал знак режиссеру и сказал еще о том, что общественные организации колхоза держат всех людей на учете — в том смысле, когда у кого день рождения, чтобы прислать телеграмму и подарок «во имя души, — сказал Бизунов, — без которой в нашем деле нельзя».

И все, и больше ничего он не говорил, никаких молочных рек в шоколадных берегах не расписывал. Пока он заканчивал в Москве дела, а потом добирался до дома, пленку прокрутили по первой программе. В колхозе Бизунова ждала пачка писем: так, мол,