Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зри дальше! — повелела тьма колдунье.
Миланью на миг ослепил яркий солнечный свет, поглотивший собою прежнее видение.
— Васса! Васса! — услышала она свой собственный голос.
Она бежала с тулупом в руках вслед за своей шестнадцатилетней дочерью, которая выскочила из избы на мороз в одном платье. Васса, охваченная волнением, бежала навстречу княжеской дружине, которая резво въезжала в ворота Рюрикова Городища. Князь Александр — статный, возмужавший и всё столь же красивый — ехал в челе дружины на вороном скакуне. Дочь Миланьи выскочила навстречу коннице и едва не оказалась затоптанной; спасла её только ловкость Александра, успевшего вовремя остановить своего коня.
— Васса! Что же ты! — вскричала Миланья, успев перепугаться до смерти.
Подскочив к дочери, она торопливо набросила на её плечи теплый тулуп. Но Васса даже не оглянулась на мать — она, стоя у стремени княжеского коня, протягивала Александру платочек из черненого полотна, на котором она старательно вышила Спас Нерукотворный. Только Миланья знала, сколько усилий и стараний пришлось приложить дочери, чтобы постараться воссоздать на отрезке материи боевой стяг Александра — изображение христианского Спасителя на устрашающе-черном полотне. Этот стяг внушал ужас врагам Александра одним своим видом! Васса не могла дождаться, когда сможет одарить князя своим рукоделием, а услышав, как во дворище кто-то зычно крикнул — «Князь прибывает!» — она, позабыв обо всем, бросилась на улицу.
Князь взирал на дочь Миланьи сверху вниз без недовольства, а с мягкой снисходительностью — так старшие братья смотрят на своих сестер-проказниц. Наклонившись в седле, он принял из рук Вассы платок, чем заставил её густо покраснеть и задрожать. Миланья, сердито сжав руку дочери, заставила её отступить назад и освободить путь князю. Знала она, что дочь её тайно любит Александра — любит, хоть и понимает, что безнадежно, неразумно и опасно это…
Тьма выпустила Миланью из своих лап, позволив ей прийти в чувство.
— Милушка! Слышишь ли меня? — восклицал Мусуд, склонившись над женой. — Отчего плачешь?
Женщина вдохнула полной грудью воздух, окончательно приходя в себя — она лежала на лавке в избе, куда её отнес супруг. Её щеки и вправду были покрыты солеными ручейками слез. Заглянув в глаза Мусуда, она издала тяжкий стон и холодными пальцами что есть силы сжала его ладонь.
— Собери всех ратников, кого сможешь найти и скорее возвращайся в Новугород! — зашептала она, преодолевая свою сердечную боль. — Любыми путями вернись туда скорее! Поспешай! Александр в опасности…
И без того встревоженное лицо Мусуда побледнело:
— О чем таком толкуешь?
— Нападут на Городище скоро… В ночи… Много их будет! — прерывисто проговорила Миланья и по её щекам продолжали катиться горькие слезы. — Ежели не успеешь, то погибнет он!
Супруг словно бы заледенел — и веря и не веря ей.
— Откуда известно? — глухо спросил он.
— Боги предвидеть дали мне это, — призналась колдунья, у нее не было сил кривить душою. — Прошу тебя, верь мне! Княжич на волоске от погибели…
Более Мусуд не колебался: оставив жену на лавке он, прихватив свое оружие, торопливо выскочил из избы. Миланье не надо было выглядывать наружу, чтобы знать — тот сейчас запряжет коня и поскачет в княжескую вотчину. Там, в отсутствие князя Ярослава, размещалась сторожевая сотня ратников под главенством воеводы, обязанная следить за порядком в стенах переславского детинца и охранять княжну с детьми. Надежда была на эту сотню! Если Мусуд приведет её к Рюрикову Городищу вовремя, то появится у княжича Александр шанс пережить ту ночь…
Отдышавшись немного, Миланья с трудом села на лавке. У нее перехватывало горло и судорожно заходилось сердце от мысли, что она отправила Мусуда на верную смерть. Глотая слезы, она закрыла глаза, призывая души своих предков и прося у них совета.
«Миланьюшка! Гляди! — послышался голос её бабки, давно умершей и истлевшей в сырой земле. — Гляди, как ниточка вьется…»
Миланья вдруг очутилась в маленькой избенке, где жила она в девичестве: темная, тесная и закоптелая горница без окон, лавки вдоль стен и прялка в углу возле печи, где бабка долгими вечерами без устали мотала пряжу. Бабка, такая же темная как стены горницы, вся сгорбленная и ссохшаяся, скорее не говорила, а скрипела:
«Видишь эти ниточки? Каждая из них вьется по-своему; тут петелька, там узелок, здесь и узор чудной получается, — приговаривала бабка, оплетая пальцы Миланьи шерстяными нитями. — Так и судьбы людские в узор переплетаются. Каждый такой маленький узелок или петелька судьбу правит. Разорвешь узелок в одном месте — и весь узор попортится, всё нарушится. Так и судьба!»
«Не понимаю, бабуля! — шептала Миланья недоуменно. — Как же судьба нарушится из-за одного-единственного маленького узелка?»
«Узелок-то маленький с виду, зато всю тяжесть мира может собою удерживать! Кто-то мнит, что судьба получается от больших решений да поступков — но то заблужденье. Судьба — то не большая дорога, где ты разглядишь все повороты. Судьба — это тропка в густой да непроглядной чащобе. Вот вьется эта тропка меж деревьев, чрез овраги да холмы, с другими тропками встречается — так и судьба вьется-вьется, то вниз человека утягивает, то поднимает ввысь, то с другими судьбами сталкивает…»
Только теперь Миланья уразумела, о чем толковала тогда бабка! Она не могла увидеть всего хитросплетения нитей судьбы, управлявших жизнью княжича, но не сомневалась — если жизнь княжича оборвется, то оборвутся и другие нити судеб, в том числе и ее дочери. Княжич должен выжить — пусть даже ценой жизни Мусуда.
— Прости меня, любый мой! Прости… — пробормотала Миланья сквозь слезы.
7. БАГРЯНАЯ НОЧЬ
— Готово, батя! Всё сделали, как ты повелел. Дай только сигнал, когда начинать надобно.
Эти слова произнес Илька Бык, обратившись к вожаку ушкуйников. Звяга Рудница стоял, прислонившись плечом к березе, и глядел вдаль — туда, где на берегу Волхова еле виднелись стены детинца Новугорода. За спиной вожака, под прикрытием густого леса и бурелома расположилась разбойничья ватага, насчитывавшая почти что сотню человек. Все они, следуя приказу Звяги, сидели затаившись, костров не жгли, по лесу и берегу не разбредались, дабы не привлечь к себе внимания местных жителей. Звяга Рудница перевел взор на небо: солнце уже садилось.
— Когда Новугород вспыхнет — то и будет