Она выла и кричала на мать за то, что та не сказала ей правду о татуировках. Она бросилась в свою кровать, и никто ее не видел несколько дней. Сжавшись под одеялом, она слышала, как плачет в соседней комнате мать, и это доставляло ей мимолетную радость. Позднее она стала ненавидеть себя за эту ненависть к матери, и они плакали вместе, обняв друг друга, но возврата к старому уже не могло быть — ни между матерью и дочерью, ни между Ледедже и другими детьми — она теперь чувствовала себя их низложенной королевой.

Лишь годы спустя смогла она оценить, сколько сделала мать, чтобы защитить ее, что даже тот первый обман, та нелепая выдумка о ее привилегированном положении была попыткой укрепить ее, подготовить к превратностям, с которыми она непременно столкнется во взрослой жизни.

По словам матери, причиной того, что она насильно подверглась татуированию, а Ледедже родилась интаглиаткой (какими родятся и один или двое ее детей, которых она обязана была произвести на свет по условиям контракта и связанная договором чести), была излишняя доверчивость ее покойного мужа Граутце, отца Ледедже.

Граутце и Вепперс со школьных лет были лучшими друзьями, а с начала коммерческой карьеры совместно занимались бизнесом. Оба происходили из очень влиятельных, богатых и известных семей, и оба стали еще более влиятельными, богатыми и знаменитыми, заключая сделки и зарабатывая деньги. И оба, конечно, заработали себе и врагов, но если занимаешься бизнесом, это неизбежно. Они соперничали, но соперничали по-дружески, и у них было множество совместных предприятий и равных партнерств.

Потом перед ними замаячила возможность великолепной сделки, гораздо более выгодной и важной, чем все, что было у них раньше, — судьбоносной, поднимающей их репутацию на небывалую высоту, исторической, меняющей лицо мира. Они торжественно поклялись, что будут работать по этой сделке вместе, как равные партнеры. Они даже стали кровными братьями, чтобы закрепить эту сделку и подчеркнуть ее важность для них обоих; они воспользовались парными ножами, подаренными много лет назад прадедом Ледедже деду Вепперса, разрезали себе ладони и обменялись рукопожатием. Никаких документов между ними не было подписано, но ведь они всегда вели себя по отношению друг к другу как люди чести, и для них было достаточно слова.

Подробности предательства и медленная разорительная раскрутка этого обещания были таковы, что даже целые команды юристов не смогли прийти к согласию, а в результате отец Ледедже потерял все, а Вепперс приобрел все и даже больше. Семья ее отца тоже потеряла почти все, финансовый ущерб претерпели братья, сестры, родители, тети, дяди и кузины с кузенами.

Вепперс активно изображал лояльность; сделка трещала по всем швам, и при всей сложности происходящих процессов главный ущерб предприятию наносили другие соперники по бизнесу, а Вепперс скрупулезно скупал долговые обязательства, полученные ими от отца Ледедже, но его действия никогда не были направлены на то, чтобы предотвратить катастрофу. И последним этапом предательства, когда все иные способы платежей были исчерпаны, стало требование к Граутце согласиться на мечение его жены и на то, чтобы следующий его ребенок (и все будущие дети этого ребенка) стал генным интаглиатом.

Вепперс всем своим видом демонстрировал, что он в отчаянии оттого, что дело пришло к такому результату, но говорил, что не видит иного выхода; это дело чести, и другого способа его разрешить не существует, а если у них нет чести, то что тогда у них остается? У него нашлось много сочувствующих — ведь на его глазах пострадали его лучший друг вместе с семьей, но он при этом показал себя человеком твердых убеждений, и несмотря на личные переживания, которые достались на его долю, настоял на том, что именно так и следует поступить; богатые не могут и не хотят быть выше закона.

Первая часть приговора, утвержденная высшим судом Сичульта, была приведена в исполнение; мать Ледедже забрали, ввели в состояние, напоминающее кому, и татуировали. Тем вечером, когда ее забрали, ее муж перерезал себе горло одним из тех ножей, которыми было торжественно закреплено первоначальное катастрофическое соглашение.

Тело Граутце было обнаружено довольно быстро. Врачам удалось забрать жизнеспособный образчик его семени. Соединив его с яйцом, забранным у его вдовы, пока она все еще находилась в состоянии комы, в полученный эмбрион внесли необходимые изменения с тем, чтобы будущий младенец родился интаглиатом, а потом внедрили его в чрево вдовы. Большинство той команды, которая осуществляла процедуру интаглинации эмбриона, считала, что проделала лучшую в своей жизни работу. В результате на свет появилась Ледедже.

Основой необыкновенного рисунка, покрывающего каждый квадратный сантиметр ее кожи, была первая буква имени Вепперс и названия принадлежащей ему корпорации — «Вепрайн». Другие элементы включали одинаковые перекрещенные ножи и изображения того объекта, который и стал предметом роковой сделки: солетты Сичульта — гигантского космического сооружения, которое защищало планету от части солнечных лучей.

Ледедже еще девчонкой не раз пыталась убежать от Вепперса, но ее почти сразу же ловили. Приблизительно в то время, когда она стала воспринимать себя как молодую женщину, а не девочку, и когда ее интаглия стала раскрываться в своем истинном, зрелом, удивительно замысловатом и красочном великолепии, она начала понимать, насколько сказочно богат ее хозяин господин Вепперс и как далеко простираются его власть и влияние. Она оставила попытки бегства.

И только несколько лет спустя, когда Вепперс начал насиловать ее, она обнаружила, что чем богаче предполагаемый преступник, тем в большей мере все те якобы строго проводящиеся в жизнь законы касательно прав интаглиатов становятся похожи на, так сказать, благие пожелания, общие слова, а не на надлежащим образом исполняемый закон. Тогда она снова стала предпринимать попытки к бегству. В первый раз ей удалось добраться до границы имения в девяноста километрах от дома, пройдя через лесную чащу по одной из дорог, которые вели к периметру имения.

За день до того, как Ледедже поймали и вернули в дом, ее мать в отчаянии бросилась с одной из башен вблизи дома; Ледедже и ее друзья называли место, где находилась эта башня, водный лабиринт.

Ледедже никогда не говорила матери, что Вепперс насилует ее, потому что он после первого раза сказал ей: если она сообщит матери, то больше никогда ее не увидит. Все очень просто. Но она думала, что ее мать подозревает правду. Может быть, именно по этой причине она и покончила с собой.

Ледедже казалось, что она понимает, почему ее мать предпочла смерть. Она даже подумывала о том, чтобы и самой сделать то же самое, но не могла заставить себя пойти на это. Одна ее часть хотела лишить Вепперса самого драгоценного владения в его домашнем хозяйстве, но более важная ее часть не желала сгибаться перед ним, самоубийством показывать свое поражение.

Вепперс решил, что потеря матери — явно слишком маленькое наказание. И она понесла еще одно наказание за попытку бегства; относительно свободная от рисунка часть ее тела в районе поясницы была дополнительно покрыта великолепно вырисованным, изящно детализованным (хотя для нее и бесконечно грубым) изображением чернокожей девушки, бегущей по лесу. Даже сам процесс нанесения рисунка был болезненным.