своего рода бриллиант. И она мне заплатит… как положено платить подстилке.

— А теперь поподробнее о сделке, — я приближаюсь аккуратными шагами, чуть наклонив голову.

Те, кто меня хорошо знает, уже по этому тону могли бы сказать, что дальше не будет хорошо, но он обычно дезориентирует врагов. Я выгляжу так, будто поговорить пришел, но это только с вида.

Я вижу как минимум трех мужчин и я еще толком не знаю, сколько тут моих противников всего. Мурат сказал бы я отмороженный идиот ну и в чем-то он прав. Но я привык быть один против всех, показывать свою силу и чувствовать превосходство.

Только так можно удержаться на вершине этого мира, только так мне не скучно жить — смысл в вечной в гонке за выживание, в адреналине, я не успеваю остановиться и подумать. Вспомнить, что когда-то был другим.

Первым делом я бью того самого охранника, что предложил разделить деньги. И начинается склока. Трое на одного, а фенобарбитал тем временем все еще чувствуется в крови, как и адреналиновая гонка.

И только получив в челюсть так, что в ушах начинает звенеть, споктнувшись и падая на пол я вспоминаю слова Мурата: “Ну не всегда же, Сафонов, тебе выходить сухим из воды. Ты, блин, не терминатор”.

Что правда, то правда. Смотрю как кровь каплями падает на пол. В глазах двоится. Правда в том, что где-то глубоко внутри я хотел уйти за Ритой после того как все, во что я верил перестало иметь смысл. Но не хотел проигрывать, прогибаться под слабого. Я искал достойного противника, который уложит меня на лопатки, провоцировал… Но не срослось.

Я поднимаю голову и вижу как она смотрит. Глубокие карие глаза. Как омуты. Легкий персиковый румянец на скулах. Вся такая легкая, грациозная, испуганная. Как лань. Добыча для охотника.

Скалюсь. Ты что ли? Ты меня обыграла?!

И тут из-за ее спины выходит маленький мальчик. Мой сын.

Я не могу умереть. Не могу пострадать!

Поднимаюсь на ноги.

— Только не в моем отделении! — что есть сил орет какая-то грузная тетка в белом халате. — Пошли отсюда ироды! Твари!

Машет фонендоскопом как нунчаками и это странное зрелище дает мне фору.

Я даже с уважением смотрю на терапевта — на бейдже значится “заведующая”, вот ей кажется под силу было бы забороть эпидемию.

Стою, пошатываясь, но тут меня огибают парни Мурата. Жмут уродов к стенам.

— Сафонов, твою мать! — а тут и друг мне плечо подставляет. — Точно урыть себя решил.

Вырываюсь из его хватки и шагаю к ней.

Два шага и я прижимаю Эльвиру к стенке предплечьем чуть сдавливая ей шею. Смотрю в глаза и не знаю, чего мне хочется больше — урыть или поцеловать.

— Уже уходим, — оправдывается перед заведующей Мурат. — Не надо драки.

— А теперь объясняй, — шиплю, глядя ей в глаза.

И тут что-то врезается в ногу. Что-то теплое, легкое, маленькое. Смотрю вниз и вижу светлую голову маленького мальчика.

Влад… Цепению. А он тем временем шипит и бьет меня маленькими кулачками:

— Отпусти!

***

Эльвира

Молча смотрю в его глаза. Сафонов — первый человек, который так сильно меня пугает, но при этом я чувствую притяжение. Очень странное чувство — как можно ощущать влечение к тому, кто кажется собрался тебя убить?

Олигарх передавливает мне шею предплечьем.

— А теперь объясняй.

Силу он кажется не рассчитывает. Сафонов так давит, что даже если я и хотела бы что-то сказать, я не смогла бы это сделать.

И тут его хватка ослабевает. Скашиваю взгляд: маленький Влад пытается оттолкнуть от меня своего отца.

От этого зрелища я застываю: они все-таки встретились, все получилось.

— Отпусти! — шипит мальчик.

Сафонов смотрит вниз, потом на меня. Следом он неуверенно протягивает руку к голове ребенка, кладет огромную ладонь на детскую головку и я чувствую в этом движении бережность ювелира. Сафонов словно бы прикасается к сокровищу.

Но Влад тут же отскакивает, встряхивает головой и выдает:

— Отпусти маму!

У меня внутри все переворачивается.

Вот тут, малыш, ты не совсем прав.

Но мне кажется, я понимаю, почему он так сказал. Я наверное похожа на то единственное воспоминание, которое сохранилось у мальчика об этой женщине. А все, о чем он мечтал наверное все свои пять лет — увидеться с ней.

Влад по-детски огромными глазами смотрит на меня. Я вижу надежду и доверие в его взгляде. Я просто не могу сказать “нет” этому мальчику.

И не имею права сказать “да”.

— Я… — вырывается.

— Это не твоя мама, — олигарх перебивает. — Твоя мама…

— Сафонов, нет! — я понимаю, что Валерий собирается сказать дальше, но он договаривает:

— Умерла…

Влад снова на него набрасывается, в ярости колотит своими маленькими кулачками. Сафонов только что задел самую большую рану этого человека, перечеркнул все его мечты.

Олигарх разворачивается к сыну.

— Она не твоя мама. Это… обманщица. Она тебе врала.

Неужели Сафонов считает я говорила его сыну, что я его мать? Да как он мог подумать обо мне такое?!

Влад отступает от отца на шаг и выдает:

— Это ты обманщик! Уходи!

— Я твой отец…

Голос Сафонова дрожит на последних словах, это странно слышать от такого сильного мужчины. Такое чувство, что под личиной самоуверенного зверя проступает настоящий человек, любящий отец.

— Ты врешь! Ты! — кричит мальчик и даже меня его слова режут как по живому.

Лицо Сафонова вдруг снова становится каменным.

— Послушай…

— Отпусти нас… — Влад замолкает, когда на его плечи кладет руки огромный мужчина кавказской внешности.

Мальчик смотрит вверх.

— Поехали, я дам тебе конфет, — неожиданно ласково говорит этот громила, а потом смотрит на Сафонова и я вижу, как его глаза начинают блестеть. — На сегодня хватит, Валер.

— Мурат… — Сафонов шипит.

— У тебя кровь из уха, — не останавливается тот. — Ты вообще им слышишь?

Сафонов передергивает плечами в ответ.

— Мы нашли твоего сына, — настаивает Мурат и тут Владик вырывается из его рук. — Теперь мальчика надо в безопасное место. Карский начеку.

— Я не поеду с вами! — кричит ребенок.

Сафонов крепко сжимает челюсть и, кажется, кулаки.

— Ты напугал его, — говорит Мурат и затем обращается к мальчику подчеркнуто спокойным тоном. — Не хочешь конфет, добро. Что если дам тебе машинку? А порулить?

— Не буду с вами ехать! — практически рычит мальчик.

Я вдруг ловлю взгляд Сафонова на себе. Его глаза горят как угольки и мне кажется, если я могла бы, то расплавилась.

— Я забираю ее, — указывает в мою сторону.

— Мы с ребятами расспросим ее сами и все выясним, — вздыхает Мурат. —