Якоб, Матиас, Йоханнес, Элиас, Гудрун, Оттилия, Гансик.

Сейчас — имена мертвых. У меня больше никогда не будет своих имен, больше никогда. Я не свяжу свою жизнь мертвым именем. А значит, в моем распоряжении будут любые имена. Сейчас я жив, чтобы помнить, и слышу, как по крышам стучит дождь, а Эльтерсдорф вскоре готовится встретить снег и мороз после этого последнего порыва горячего ветра.

24 октября закончилось еще одним изгнанием exra muros.[13]На этот раз — из Нюрнберга. Около недели два адепта печатного пресса Герготта пожинали для нас плоды бессонных ночей и дней, полных исступленного труда: два памфлета, привезенные Магистром из Мюльхаузена, — пять сотен экземпляров «Ответа лишенной духа, сладко живущей плоти виттенбергской» и еще столько же — «Разоблачения ложной веры». Изменения в технологии набора четырех страниц позволили нам дополнительно получить тысячи листочков меньших размеров, на которых очень коротко излагалась наша программа наряду с воззваниями, адресованными в первую очередь женщинам, и с благословениями Господа, который защитит нас своим мечом, если потребуется. Мы получили возможность раздавать их бесплатно, когда обходили окрестности: деревни и городские предместья. После одной из дискуссий, в которой не обошлось без смешных моментов, мы решили назвать их Flugblatter,[14]именно благодаря характерным особенностям этих разрозненных листов небольшого размера, которые можно было запросто передавать из рук в руки. Они были написаны простым языком специально для бедняков, чтобы многие смогли понять их сами или сделать это, когда кто-то читает вслух.

Эта неделя была сплошь заполнена приходами и уходами курьеров и эмиссаров, начавших распространять рукописи Магистра в разных землях: сотня экземпляров уже была отослана в Аугсбург. Но обстановка в городе оставалась не слишком обнадеживающей. Громадную шумиху вызвало, к примеру, очередное предприятие Денка, который 24 или 25 октября произнес не вписывающуюся ни в какие рамки речь перед студентами семинарии, откровенно предложив им убивать каждого, кто присваивает себе исключительное право трактовать Слово Божье. Выступление закончилось тем, что лис Йоханнес, с типичной для него любовью к импровизации, провозгласил себя ректором данного учебного заведения под аплодисменты воодушевленных студентов. Все это не слишком понравилось местным властям, обеспокоенным еще и неподтвержденными новостями о распространении волнений в Шварцвальде и во всех прилегающих областях, и уже до исхода следующего дня стали распространяться слухи о неминуемом изгнании Денка из города.

Так и случилось. 27 октября груз с книгами для брата Хельтцеля был задержан у Штипллерских ворот и отправлен из города в направлении Майнца. Среди книг, найденных уже заранее предупрежденной стражей городского совета, было двадцать экземпляров «Ответа» — всю партию конфисковали, а Хельтцелю, получившему от Магистра полномочия печатать и распространять эту рукопись, дали пинка под зад, прогнав из города. В течение того же дня слухи о непременном изгнании Денка переросли в уверенность. На рассвете 28 октября нас всех арестовали. Шпикам потребовался почти весь следующий день, чтобы обнаружить наш склад: вернувшийся Герготт не собирался доносить на нас, как и позволять страже слишком долго допрашивать обоих подмастерьев. Весь тираж был конфискован. Но Гут все же в первый день умудрился переправить в Бибру листовки с несколькими экземплярами памфлетов Магистра.

Городской совет не хотел неприятностей. Поздно вечером два бургомистра нанесли нам визит в камеру и сообщили, что решение уже принято: до рассвета нас выставят за пределы города, не сообщая о нашем аресте и высылке. Магистра Томаса, Оттилию, Пфайффера, Денка, Гута, Элиаса и меня.

Мы вновь оказались на дороге, получив возможность созерцать невероятное зрелище — рассвет, робко занимавшийся над башнями Нюрнберга и окрашивающий их в розовый цвет. На этот раз Магистр был не слишком удручен из-за всего произошедшего: Гут отвел нас в Бибру, в собственный дом, находившийся всего в нескольких милях пути, в безопасное место, где мы могли решать, что делать дальше.

Там Магистр заявил, что нам необходимо разделиться, и это в немалой степени обеспокоило нас: совместные неприятности последних месяцев сильно нас сблизили, так что разбивать нашу компанию казалось абсурдом.

Я помню решительное выражение его лица.

— Понимаю, но мы всемером должны проводить работу с сотнями, — заявил он, — а если мы останемся вместе, у нас этого просто не получится. Мы знаем, что является для нас самым важным и какому совместному делу мы служим. Время пришло, безбожников пора загнать в угол, половина Германии охвачена волнениями — такой момент нельзя упускать.

Он повернулся к Гуту:

— Прежде всего, необходимо убедиться, что, по крайней мере, книги, отправленные в Аугсбург, прибыли по назначению, и постараться распространить их как можно скорее…

Гут кивнул без комментариев. Эта миссия уже давно возложена на него.

Магистр продолжил:

— Что касается меня, мне жизненно необходимо побывать в Базеле. Я должен встретиться с Эколампадием и выяснить, действительно ли ситуация так накалилась, как пишут тамошние братья. Если важнейший город Гельвеции[15]перейдет на нашу сторону, жизнь князей сильно осложнится… — Его взгляд упал на Денка. — Думаю, что ты, Йоханнес, должен отправиться со мной. Ты уже работал в больших городах, и твоя помощь может оказаться весьма полезной.

— А как же мы, все остальные? — Пфайффер заметно озабочен. — Куда нам деваться?

Магистр Томас поднял тяжелую джутовую сумку и открыл ее на столе, так чтобы часть ее содержимого попала нам на глаза. Листовки заскользили по доскам, словно движимые невидимой рукой.

— Вот семена. Вашим полем станет вся сельская местность.

Мой потерянный взгляд встретился с такими же взглядами Пфайффера и Элигса.

Оттилия подняла несколько листовок.

— Конечно, крестьяне… крестьяне. — Она посмотрела на меня. — Они должны суметь понять… необходимо заставить их понять, что их братья восстают по всей Германии. А тем, кто не умеет читать, их прочитаем мы… — Потом она обернулась к Пфайфферу: — Войско, Генрих, армия крестьян, которая пядь за пядью освободит эту землю от святотатства… — Она ждала одобрения Магистра. — Мы с крестьянами отправимся маршем на Мюльхаузен, там еще осталось много народа, желающего сбросить иго тиранов и фальшивых пророков!

Я почувствовал, как мужество наполняет мое сердце и разливается по мышцам, глаза и слова этой женщины зажигали пламя, которое, как тогда я думал, никто и никогда не сможет погасить.