Инфы из светлых городов патрулировали свободные территории и как могли боролись с тёмными, а инфы из Элеазима и подобных ему городов, наоборот, поддерживали и охраняли насилие на свободной земле. Люди из тёмных открыто выступали против политики и убеждений светлых городов, считая, что те ущемляют права человека в удовлетворении собственных желаний. Если человек захотел убить другого, почему кто-то думает, что имеет право этому препятствовать? Ведь сама природа, создавшая человека, вложила в него это желание и дала ему на это право! А человек, желая защитить свою жизнь, придумал законы и религии, благодаря которым смог бы прожить подольше. Так мыслили тёмные. И всё же в радикальных, тёмных городах были запреты и законы, вроде запрета всякого рода добродеяний. А обычные тёмные города абсолютно не имели никаких законов. В них человек имел право на всё. Нейтральные земли были свободными от каких бы то ни было законов, но жизнь там была в постоянном напряжении и стрессе. Вот что произошло за эти девять лет. Айрему осталось три дня до принятия решения, но он уже знал, что выберет, поэтому шёл последний раз поговорить с родителями.

Айрем вышел на проспект Десяти Храбрецов. Пустая дорога упиралась в высокое серое здание с замысловатым узором, переливающимся на солнце. Улица Добрая, дом 412. Родители, если можно так выразиться, «жили» здесь в двухкапсульной квартире. Айрему пришлось заранее оставлять им послание о том, что он хочет увидеться. Когда с человеком, находившимся в соке, желает пообщаться реальник, то капсула повышает процент виртуальной реальности и понижает процент сна и комы. В режиме повышенной виртуальности они связываются с реальным миром через сеть. Хотя в основном, уходя в сок, люди включали режим «Не беспокоить!».

Айрем зашёл в лифт и выбрал глазами двадцать седьмой этаж. Движения не ощущалось, лишь цифры на панели сменяли друг друга. Лифт, как назло, мчался слишком быстро, не давая подготовиться к встрече. Сколько он не видел родителей? Девять лет? Айрем постоянно хотел отключиться от цэха, но всё же не делал этого. Он пользовался своим мозгом и своими знаниями, которые в него вложил. Лишь иногда при работе с цифрами он позволял цэху считать за него. Ну и ещё кое-какие мелочи. Объёмная цифра «27» вспыхнула на стене, и под звон колокольчиков двери открылись. Как только лифт остановился на этаже, коридор словно вышел из спячки и засиял тёплым светом. Окон там не было, но, несмотря на это, там было светло, как днём. Парень подошёл к двери, и сканер, узнав его, открыл дверь. Шагнув за порог, Айрем попал в тёмное затхлое помещение без окон, примерно семнадцать квадратных метров. По центру стояли две капсулы. Это были самые последние модели Соковита. В них улучшили уход за телом. Капсула стригла волосы, мыла тело (люди в ней лежали голыми), и спортивный режим был тоже улучшен. Родители не желали проводить в реале ни секунды больше, чем это было необходимо, поэтому просыпались прямо сейчас, ровно во время их встречи с сыном. Капсула плавно понижала уровень комы и виртуальности, оставляя человека во сне, а затем аккуратно пробуждала. Вводился специальный раствор, убирающий остатки сна. Вот крышка открылась, и люди оказались в сидячем положении, с презрением осматривая комнату. Капсула накинула на них халаты, наподобие больничных.

– Привет… сынок, – тихо сказала Сирелис.

Отец просто махнул рукой, приходя в себя после сока.

Айрем удивился, как за девять лет человек может измениться. Сильнее всего изменился отец. Сейчас ему было пятьдесят шесть, чёрные волосы превратились в серые, лишь в некоторых местах сохранив былой цвет, а кожа будто немного стекла с лица. Мать сохранилась лучше в свои сорок пять. Хотя прикосновение смерти уже явно различалось: волосы стали контрастными – серо-золотыми, а кожа утратила былую гладкость и упругость. Айрем хотел дать родителям время для того, чтобы прийти в себя, но Сирелис начала крутить пальцами по воздуху, поторапливая сына.

– Я ухожу из города, – сказал Айрем.

Мать уже устала бороться с сыном, поэтому просто сказала: «Жаль».

Они сидели молча несколько секунд, затем Айрем встал и, подойдя к матери, обнял её. Отец, скорчив наигранное недовольное лицо, сделал жест руками, мол, давай иди сюда, и крепко обнял сына, тихо сказав: «Береги себя». Какая-то сила не давала парню уйти. Он смотрел на своих родителей, и ему хотелось лечь между ними, как тогда, в домике на дереве или в пещере. Он смотрел на своих родителей и видел, как они мучаются, словно рыбы, выброшенные на берег. Реальность теперь была для них чужеродной средой.

– Ладно, идите, я провожу вас, – Айрем попытался улыбнуться, но вышло не очень.

Родители приняли горизонтальное положение в своих саркофагах, и крышка медленно закрывалась. Это было похоже на опускание гроба в землю. У тебя забирают кого-то любимого и родного и закапывают в землю, словно ненужный мусор. А сейчас родителей забирал железный монстр. Айрему хотелось подбежать и сломать капсулы, забрать у сока свою семью, но это было бы преступлением против свободы выбора, и инфы тут же обвинили бы его в темноте и арестовали бы. Впрочем, какая разница? Всё равно он решил покинуть город, может, напоследок пошалить? Парень отбросил эти мысли и с тяжёлым грузом на душе покинул комнату. На улице было ясно. Солнечный свет немного улучшил настроение. Пустынный город казался тюрьмой, и Айрему хотелось как можно скорее покинуть её. Он взмахнул рукой – жестом, обозначающим вызов инфа, и заказал поездку до ворот.

Инф-извозчик беззвучно проносился по пустынным улицам и вскоре прибыл к выходу из города. Айрем стоял перед щитом, отделяющим город от средней зоны. Сердце гулко стучало от животного страха и от предстоящей неизвестности. Но при этом также был приключенческий задор, и всё внутри него было наполнено воодушевляющим оптимизмом. Парень, не оглядываясь назад, сделал шаг вперёд и очутился за щитом. Это была нейтральная зона около двух километров, в конце которой был второй щит, за которым уже были нейтральные земли. Подъехала машина, и открылась дверь, голос сказал: «Садись».

– Я бы прогулялся, но ладно, как скажешь, – улыбнувшись, Айрем сел в машину.

Пока он ехал, ему зачитывались его права: «Вы не имеете никаких прав, ваша линия стёрта навсегда, вы больше никогда не сможете вернуться…» Голос ушёл в приглушённое эхо, а Айрем смотрел в окно и по-детски радовался. Он видел над вторыми воротами чёрные тучи, и от этого сердце забилось быстрее. Над их городом всегда было солнце, хотя раньше люди и имели право голосованием выбирать погоду, большинство всё равно выбирали солнце. А Айрему были по душе облачность и мрачная серость. Только вот за все его годы жизни в городе она была лишь несколько раз, и то только потому, что был объявлен траур по родственнику кого-то там из верхов. А затем, когда все ушли, им не было дела до погоды, и она застыла в одном режиме: триста сорок дней солнца и двадцать пять дней облаков с дождём. Машина остановилась. Двери открылись, и парень вышел. Впереди, казалось, возвышаясь до неба, колыхалась полупрозрачная, переливающаяся волнами стена. Тишина. Слышно только ветер и электрический треск от стены. Впереди был словно коридор, слева и справа, плотно друг к другу стояли инфы с оружием, а под ногами стрелки, двигаясь вперёд, шли к светящемуся прямоугольнику – выходу за стену.