Войцек осадил коня, легко спешился. Сурово оглядел притихшее воинство:

– Ну, что, со…соколики зарешеточные, сто-осковались в лесу?

Ответом была тишина. Ни один не рискнул подать голос. А ну как не в духе командир?

– Вижу, стосковались… – вел дальше Шпара. – В город небось хочется?

Ендрек, не удержавшись, кивнул. Кивнул и сам испугался. Потупил глаза.

– Точно. Хочется. Ну так пляшите! Завтра снимаемся. Сворачиваем лагерь и прямиком на Выгов.

Пан Войцек еще раз обвел взглядом отряд. Кивком головы подозвал Глазика. Передал повод вороного. Мол, отведи да обиходь. Грай с Юржиком уже давно расседлали своих буланого и серого в яблоках.

Вдруг глаза Войцека, и так не слишком ласковые, посуровели. Он заметил лесника, не соизволившего даже приподняться с земли. Бородач так и лежал, привольно закинув руки за голову, когда сотник приехал, когда все строились, когда командир объявил об отъезде.

– Эт-т-то что еще? – судорожно напрягая шею, прохрипел пан Войцек. – Хватан!

Порубежник подбежал. Остановился, виновато сопя.

– Я те-те-тебя спрашиваю! – начиная закипать, медленно проговорил Войцек.

– Пан сотник! – В голосе Хватана слышалось едва ли не страдание. – Пан сотник! Да неслух он, каких поискать. Что ни говори, как об стену горохом…

– Как так – «об стену горохом»? Ты урядник?

– Так точно, урядник.

– За старшего кто оставался?

– Я, пан сотник…

– Что ж ты!..

– Дозвольте слово сказать? – Неспешной походкой к ним приблизился Хмыз. Как всегда, спокойный и уверенный в себе.

– Говори! Нет, погоди!

Войцек решительно направился к леснику, который почуял неладное и вскочил, отряхивая со штанов мелкий мусор.

Сотник остановился в трех шагах. Пристально впился глазами в лицо, заросшее густой темно-рыжей бородой. Несмотря на немалый рост, ему приходилось смотреть на здоровяка снизу вверх.

На поляне как-то сразу стало тихо-тихо.

Сквозь людское безмолвие хлынули ранее неразличимые звуки: шелест ветра в кронах дубов, негромкие всхрапывания стреноженных коней, посвист желтогрудой синицы, далекая частая дробь черного дятла.

Лесник стоял набычившись и взгляда не отводил. Верно про таких говорят, вспомнил Ендрек: «Прет как бык». Как деревенский бугай, прочно уверенный в своей необоримости, прет рогами на бревенчатую стену, невзначай попавшуюся на пути, так и лесник начхать хотел на каждого, кого силушкой провидение наделило в меньшей степени, нежели его. Так он привык с детства, с босоногого, бесштанного детства, с юности, когда одним видом распугивал всех парней на деревенских посиделках – эх, как они боялись его кулака, зато как любили, когда случалось столкнуться с соседним селом стенка на стенку.

Блекло-серые глаза здоровяка смотрели из-под спутанных бровей вызывающе и нагло, словно говорили: «Ну, давай, возьми меня голыми руками. Слабо? Тогда нечего и петушиться тут, грудь выпячивать…»

Войцек не выдержал первым. Отвернулся, едва не зарычав. По давней привычке, огладил пальцами рукоять сабли. Кивнул Хмызу: говори, мол, чего хотел?

– Пан сотник, – степенно откашлялся старый солдат, провел ногтем большого по усам. – Я вот что думаю. Все мы тут, само собой, не мед. Разумею, в буцегарню за просто так не запрут. Постарались…

Гусар замолчал, собираясь с мыслями. Шпара ждал не поторапливая.

– Это… Я к чему веду. Собака – да что собака! – волк серый и то понятие имеет. Ежели его рука кормит, грызть ее не моги. Зверя прикорми лесного, он от тебя беду отведет… А этот… Человек… – Хмыз презрительно сплюнул. – Не человек он вовсе, а так… тварь навроде жабы болотной. Или гадюки. Вот уж кто грудь, ее пригревшую, ужалить норовит! А он… Пустой человек… Плюет на тебя, пан сотник, и на всех нас. Гнать его поганой метлой. Вот мое слово.

– Ну и гони… – пробасил великан, прищуривая глаза. Непонятно – от злости или от удовольствия. – Я чо, держусь за вас?

Войцек зыркнул на него, словно черную молнию метнул.

– Гнать говоришь, Хмыз, а? Добро…

– Да гнать, гнать. Чего на него смотреть? – поддержал гусара Хватан. – Дрын мне в коленку!

Сотник нахмурился:

– Выгнать я его, положим, выгоню. А что это будет? Из кутузки вытянул. Полмесяца кормили за казенный кошт. Одел, обул. Теперь еще харчей на дорожку дать остается.

– А я чо? – развел ладони-лопаты лесник. – Я не навязывался. Куска… это… хлеба на дорогу не дашь – Господь тебе судья. Выкручусь как-нито.

– Да? – сузил глаза Войцек. – А са-а-апоги тебе на дорожку не начистить? Не больно легко от тюрьмы отделался-то, а?

– Я тебе не навязывался, – стоял на своем лесник.

– Тьфу ты ну ты! – не выдержал Хватан. – Дрын мне в коленку! Не так бы я с тобой поговорил, будь моя воля!!!

Бородач небрежно оглядел его малорослую фигуру, сплюнул, растер носком добротного сапога:

– А как бы ты… это… поговорил? С сабелькой вы все молодцы, а без сабельки не устоишь и против овцы…

– Что?! – Хватан крутанулся волчком, наполовину вытаскивая клинок из ножен, и быть бы леснику располовиненному в горячке, если бы не рука сотника, удержавшая порубежника.

– Стой, урядник, стой!

– Да я его!

– Охолонь, сказал! – В голосе Войцека зазвучал металл. Так он бросал порубежников в конную атаку против закованных в броню зейцльбержских рыцарей-волков. Хватан сник, понурил голову, со щелчком загнал саблю обратно в ножны.

Меченый не спеша расстегнул пряжку перевязи, сунул ножны через плечо в чьи-то услужливо подхватившие оружие руки. Медленно сбросил летний жупан из тонкого сукна. Повел плечами, словно намереваясь нырнуть в студеную воду.

– Так, го-оворишь, мы без сабли ничего не стоим? Супротив молодца и сам как овца, а? Д-добро. Сейчас мы это проверим. – Не сводя глаз с лесника, он принялся закатывать рукава льняной рубахи.

Тот хохотнул, оскалив крепкие, как у коня, зубы:

– Ну, сам нарвался, пан сотник! Твою налево…

И рванул на груди жупан, освобождаясь от помехи.

«Что он делает? Против такого зверя!» – пронеслось в голове Ендрека. Он хотел крикнуть: «Не надо, пан сотник! Убьет же!» Но вовремя вспомнил, что пан Шпара поддерживает презираемого им князя Януша, вспомнил свой замысел добраться до границ Великих Прилужан, а после сбежать, когда представится первый подходящий случай, и смолчал.

Но и без него в отряде нашлось кому высказать общую тревогу.

– Убьет ведь! – сипато прошептал Издор.

– Не должон, – ответил ему Глазик. – Вон сотник жилистый какой… А покалечить покалечит.