– Тебе известно, что там? – поинтересовался Бассотури, принимая драгоценный пергамент из рук слуги. Он прекрасно знал, что тот числится среди доверенных людей самого папы и без лишнего шума исполняет его волю, порой даже не спрашивая позволения своего непосредственного патрона и не всегда ставя его в известность. Знал он также, что при всем желании не может отправить секретаря в отставку. Впрочем, желания не было, тот почитал за счастье предугадывать малейшее пожелание достопочтенного примаса франкских земель.

– Могу лишь догадываться, – почтительно склонил голову прилежный помощник. – Теперь, когда угроза абарского нашествия миновала, его святейшество настоятельно рекомендует утопить в проволочках канонизацию убиенного кесаря Дагоберта, несчастного отца нынешнего государя. Сыновнее горе понятно и почтенно, но мы с вами отлично понимаем, что дракон, даже и по крови, не может быть христианским святым. А потому все обещания, данные перед лицом смертельной угрозы, могут быть позабыты. Его святейшество готов отпустить этот грех и освободить от всех клятв. Конечно, необходимо обставить дело так, чтобы юный кесарь не хватался за оружие и впредь оставался в уверенности, что вот-вот получит желаемое. Но, если не будет на то особой воли небес, пусть нелепое безумие с канонизацией богомерзкой твари так и сгинет в нетях. Впрочем, это лишь мои догадки. Воля его святейшества, несомненно, изложена в послании, которое вы держите в руках.

Хорошее настроение кардинала развеялось, как и не бывало. Он развернул свиток и прочел аккуратно выписанные строки. Могло создаться впечатление, что секретарь умел видеть текст, даже не вынимая послания из опечатанного сафьянового футляра.

– И я должен сделать это? – в замешательстве промолвил кардинал, будто сомневаясь в словах римского папы.

– Именно так, ваше высокопреосвященство, – тихо, но очень твердо подтвердил секретарь.

Мессиру Гвидо представилось, как он стоит перед юным кесарем и объявляет ему, что в ближайшее время никаких разговоров о канонизации «невинно убиенного венценосца», августейшего кесаря Дагоберта быть не может. Он представил холодные драконьи глаза молодого правителя. От такого венценосца можно ожидать чего угодно, того и гляди, подобно новому готу Тотиле, поведет на Вечный город войско, не имеющее равных в христианском мире, и сровняет с землей Палатинский холм со всеми его обитателями. А его самого…

Об этом примасу не хотелось даже и помышлять. Можно сколько угодно говорить о том, что все чинимые Святейшим престолом рогатки и оттяжки всего лишь временные неурядицы, что Рим обдумывает, что процедура непроста и требует долгого времени… – для государя франков все это значит не больше, чем отзвучавший колокольный звон. Кардинал Бассотури представил, сколько поднимется баронов по единому зову кесаря, если тот обвинит Святейший престол в злонамеренной лжи под присягой. Сколько тех, кто сражался вместе с ним, отражая абарское нашествие, вслед его слову потребует сменить понтифика?

Он еще раз пробежал глазами текст. Какие же благовидные предлоги можно сочинить для человека, не желающего слушать никаких предлогов?

– Ваше преосвященство, – негромко прервал молчание секретарь. – Вас ждут к мессе.

Гвидо Бассотури отрешенно махнул рукой.

– Пусть сегодня проповедь читает епископ Парижский. Мне нынче что-то нездоровится. Передай ему… – Он запнулся, слова мешались в голове, картина мира, совсем недавно столь гармоничная, оказалась мрачнее штормовой ночи. – Впрочем, не нужно. Просто скажи, что я болен. И еще одно. Не так давно мы преподнесли мадам Гизелле весьма ценный дар – Священное Писание в богатом окладе.

– Истинно так, ваше высокопреосвященство.

– Открывала ли она его?

– Это неизвестно. Можно предположить, что нет. На беду, мы отослали дар с неким ловким пройдохой, который на поверку оказался душегубом и абарским лазутчиком. Вскоре он был разоблачен и, полагаю, все, что было связано с ним, не вызывает у мадам Гизеллы доверия.

– Это печально, друг мой, очень печально. Для нас было бы немаловажно, чтобы эта высокородная дама открыла фолиант.

– Но как это сделать, ваше высокопреосвященство? Даже вы не в силах заставить ее читать святых апостолов именно по этой книге.

Монсеньор Гвидо скрестил руки на груди, медленно перебирая коралловые четки.

– И все же это надо сделать. Придумайте, как, и вы заслужите мою благодарность.

– Сознание этого придаст мне силы, монсеньор, – склонился немногословный секретарь.

– Кстати, – вдогон, будто вспомнив нечто важное, бросил кардинал, – ты ведь в приятельских отношениях с нынешним казначеем?

– Это правда, ваше высокопреосвященство.

– Призови его. Пусть идет сюда быстро, как только может, однако не привлекая лишнего внимания.

Секретарь еще раз поклонился и тихо скрылся за дверью. Впрочем, он всегда скрывался тихо. Как и появлялся. Колокола все еще звенели, однако теперь монсеньору Гвидо отчего-то подумалось: «Совсем вот так же они будут звенеть и на моем отпевании».

Дракон, широко развернув огромные кожистые веера крыльев, пикировал на тропу, отвесно сорвавшись из поднебесья. Сквозь рвущиеся вверх языки пламени, сквозь мириады брызг, осыпающихся кристаллами, виднелась его распахнутая для атаки пасть, налитые черной драконьей кровью глаза и отливающая тусклой медью чешуя, покрывающая огромное тело.

– Сейчас пальнет! – закричал Лис на канале связи. – Ложись!

Карел и сам бы с радостью упал на землю, но вряд ли это что-то изменило бы – струе огня все равно, жечь макушку или спину. А падать на острые грани прозрачных камней, покрывавших тропу, – при любом раскладе удовольствие ниже среднего. Пусть даже камни и превращаются в черную угольную пыль, но это же потом. А сейчас… Он заорал, отчаянно замахал руками, будто хозяйка, пытающаяся отогнать коршуна от зазевавшегося цыпленка:

– Кыш! Кыш!

Вслед ему, копируя друга, завопил Фрейднур.

Должно быть, не ожидая столь нелепого поведения, дракон передумал выдыхать огонь, стремительно пронесся над головами сбрендившей добычи, зашел на второй круг и вновь атаковал. На этот раз уже с закрытой пастью.

– По-моему, это Дагоберт, – неуверенно проговорил Рейнар, – в смысле Дагоберт Прежний, героический папаша, без пяти минут святой.

– Нам бы самим великомучениками не стать, – сэр Жант потянулся за мечом, в душе понимая, что данный жест скорее позволит умереть с оружием в руках, чем в корне изменить ситуацию. Но и выхватить клинок он не успел – мощные передние лапы дракона с противным скрежетом сомкнулись на плечах Фрейднура, и с заметным напряжением живое воплощение огненной стихии приподняло великана, по-прежнему ревущего «Кыш, кыш!», и потащило над стеной пламени, рискуя поджарить огромные ягодицы.

– Не пущу! – что есть силы крикнул нурсийский принц, ловко прыгнул, вцепился улетающему гиганту в голеностоп, пытаясь удержать. Дракон лишь чаще замахал крыльями, с натугой взмыл повыше в поднебесье и с заметным кряхтением продолжил «вынос тел».