– ВЫ МЕНЯ ДОСТАЛИ! ВОТ ЧЕГО! ВЫ МЕНЯ УЖЕ ДОСТАЛИ!

– Слушайте, – я подался к ней поближе, – а чего б вам себе пистон не вставить?

– Робби! Ты слышал, что он мне сказал?

– Нет, дорогая моя, что он тебе сказал?

– ОН ВЕЛЕЛ МНЕ САМОЙ СЕБЕ ПИСТОН ВСТАВИТЬ! СВОЛОЧЬ!

Я допил свой стакан скотча.

– Послушайте, мистер, – сказал Робби, – я не знаю, кто вы такой, но мне кажется, вы напрашиваетесь на разбитую губу!

Разбитая губа? Боже, да это ж Джеймз Кегни. 1935?

Поэтому я засветил ему Кегни в ответ:

– Ладно, детка, захочешь станцевать – я буду ждать снаружи!

Я прикидывал, что выйду и пойду себе, пока не отыщу машину, но услышал, как он выходит следом.

И весь этот чертов бар поднимался и выходил за ним.

– ПРИКОНЧИ ЭТОГО СУКИНА СЫНА, РОББИ!

– ДАЙ ЕМУ ХОРОШЕНЬКО, РОББИ!

– МОЧИ ЕГО, РОББИ! А ЕСЛИ ТЫ НЕ ЗАМОЧИШЬ, ТО МЫ САМИ!

Ох, Господи, пощади мою бедную Душу, подумал я. 50 лет. В обмороки падаю. Даже нагнуться не могу шнурок завязать, в глазах темнеет, весь мир вокруг вертится. Мне пиздец. Ну почему Норзе не было дома? Почему я в такое вот ввязываюсь? В любом баре, в любом месте, в любое время…

Робби толкнул меня, и я покачнулся, руки по-прежнему висят. Потом он меня ударил. Прямо в нос. Приятно быть обдолбанным. Вообще не больно. Затем он трахнул меня по моей гнусной бороденке. Я не почувствовал. Я улыбнулся.

Затем ему двинул я. Очень замедленно. Паршивый удар. Без силы. Просто двинул для виду. Вообще не сильно. Жирным вонючим 230-фунтовым ударом.

Робби завопил так, будто у него зуб дернули без наркоза.

После чего изогнулся, сложился эдак назад, затем рухнул вперед, на оба колена. И бросился ниц, будто подныривал под волну. И плоско растянулся. На этом мокром и грязном цементе. На миг я почувствовал себя молодым Джеком Демпси. Только я знал, что все это неправда. Робби был полоумный. Что-то с ним не так…. Иисусе, ох могущий, да он трус больше меня! Мир в итоге – великолепное место!

Встав, он выглядел до странности изогнутым и конченным. Одна штанина разорвана, и я заметил мазок крови на колени сквозь прореху.

– Еще хочешь, мамашка? – спросил я, как полагается крутому парню.

– Твоя срань смердит! – прошипел он.

Я решил, что ответил он неплохо. Засветил еще раз. Он, казалось, только этого и ждал. Я не понял. У меня с барменшами случались драки пожестче.

Он снова рухнул.

– Он пытается убить Робби!

Затем:

– ОН ПЫТАЕТСЯ УБИТЬ РОББИ!

Затем:

– ХВАТАЙ ЕГО! ДЕРЖИ ЕГО! МОЧИ ЕГО! – завопила сука, знавшая, как выглядит Аллен Гинзбёрг.

Все равно никто не шевельнулся. Мы смотрели, как Робби перекатился лицом вниз, будто мертвый. Дождь дождил ему на спину на этой сраной стоянке машин. Я протиснулся мимо 2 или 3 человек, пробежал по стоянке и ринулся вдоль по тротуару. Бар стоял на самом берегу.

5 или 6 их кинулись за мной.

Я обогнул уголок с садовыми скамейками, мои ноги уже вязли в песке, а они за мною гнались, тявкая, как гончие на лису, и догоняли, и мне оставался лишь один выход – я побежал к воде (Гинзбёрг. С Гинзбёргом они бы так не поступили.) Я бежал к волнам, к сладкому притворному поцелую Смерти, выбрался на мокрый песок, оглянулся – вот они:

4 или 5 мужиков и 2 или 3 безумные бабы, включая ее:

– ДЕРЖИ ЕГО! МОЧИ ЕГО НАХЕР! ОН ПЫТАЛСЯ ПРИКОНЧИТЬ РОББИ!

Я стал отступать в море, вода уже затекала мне в ботинки, плескалась о мои штанины.

– Я УРОЮ ПЕРВОГО ЖЕ ХУЕСОСА, КТО СУНЕТСЯ! – заорал я.

Они продолжали надвигаться. 7 или 8 человек. Мужчины, женщины, вперемешку. Я отступил еще. Волна толкнула меня в спину, сшибла.

– ССЫКЛО! – завопил кто-то.

– ПО ОДНОМУ! – орал я в ответ. – Я с вами разберусь ПО ОДНОМУ ЗА РАЗ! БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ ПРОШУ! ЧТОБ ВСЕ ПО-ЧЕСТНОМУ!

– ЛАДНО! ВЫХОДИ! ЛУИ С ТОБОЙ РАЗБЕРЕТСЯ!

(Луи? Не то чтобы прям ужас.)

Я вышел на берег замерзший, штаны мокрые и тяжелые, ноги, чулки и ботинки зябкие, в них полно песка, и срани, и смерти.

Подошел к ним поближе.

– Кто из вас Луи? – спросил я.

– Я Луи, – ответил здоровенный жирный парняга, делая шаг вперед, – он курил сигару и выглядел довольно глупым. И коротышка – футов 5 ростом, но весом фунтов 179. По виду, с ним будет несложно.

– Я тебя убью, пиздоебина! – сказал я.

И двинулся на него. Я в него всю инициативу вложил. Хемингуэй бы мною гордился. Заехал со всей дури ему прямо в середку пуза.

Он отшвырнул сигару, а затем он…

ЩЕЛКНУЛ меня.

Я пролетел по воздуху. Приземлился жестко. Сначала на жопу. Потом опрокинулся на спину.

Встав, я кинулся на него снова.

ЩЕЛК!

Всякий раз, когда я вставал и кидался на него, меня щелчком сбивало обратно.

Посадки случались на жопу, на голову, на спину. Он даже закурил новую сигару, дожидаясь. Меня это разозлило. Но чем больше я злился, тем жестче нападал – и всякий раз жирному Луи казалось все легче швырять меня в море.

В последний раз я в натуре изобразил тихуанского быка.

А последний щелчок вышел великолепнейшим. Голова моя, похоже, наткнулась на какой-то камень, что прятался в песке. И тогда – океан, звезды и муки смешали все как-то очень мило.

Затем я поднялся, чтобы кинуться на Луи снова. Только в последний миг свернул, нацелился к востоку и побежал вдоль уреза воды…

– СМАРИ, КАК ТИКАЕТ!

– ЙЕЙ! ССЫКЛО ЦЫПЛЯЧЬЕ!

– ЗА НИМ!

И они кинулись в погоню опять. Мужчины, женщины, Жирный Луи, даже бармен в грязном белом фартуке.

Кто за баром остался присматривать? Вот что было у меня первой мыслью.

Какая разница? Было второй.

Если удираешь от 7 или 8 человек, незадача в том, что среди них, как правило, попадается 3 или 4, кто бегает быстрее тебя.

– ДЕРЖИ ЕГО!

– МОЧИ ЕГО!

Винис, Калифорния. Кто все эти люди? Где же хиппи? Где же Дети Цветов? Где ЛЮБОВЬ? Что все это за чертовня?

Потом хлынул дождь, внезапно и сильно. Ледяной и злобный ливень, без всякой заботы о Человечестве.

– Господи, во ЛЬЕТ-ТО!

– ПУСКАЙ ВАЛИТ! НУ ЕГО К ЧЕРТУ!

Человеческая раса обезумела – лучше они мокнуть не будут, чем бить меня. Боятся капель воды, однако заныривают в ванны, где ее полно.