— Это если деньги за билеты вернут. Но, так или иначе, я еду. В противном случае Марта меня убьет.

— Я бы тебя сам убил, — ворчит Мел, — после всех тех усилий уговорить няньку.

Джерри молчит и сосредотачивается на машине, которую ведет в плотном потоке машин, постоянно меняя рядность.

Что такое происходит? Что было решено и какое значение это решение будет иметь для меня? Жаль, что я не знаю. А Джерри и Мел, каждый молча уставившись в свое окно, не проявляют не малейшей склонности продолжить разговор.

В результате, когда мы возвращаемся домой, я знаю меньше, чем знал, когда наша троица собиралась на прогулку. Такое нередко случается во время наших регулярных поездок отсюда туда и обратно.

Глава тринадцатая

Иногда меня приглашают на ужин к Марку и Теду, и сегодня как раз такой случай. Это объясняет, почему я оказываюсь сидящей на вместительной цветастой софе в углу гостиной в их пентхаузе, который меблирован с роскошью, достойной пары испанских грандов.

На полах — дорогие персидские ковры с хитроумным орнаментом, на огромных зеркальных окнах — тяжелые портьеры. Вдоль одной стены гостиной протянулся аквариум, в котором, как мне кажется, плавают и ныряют на несколько тысяч долларов блестящие рыбки, раскрашенные во все цвета радуги. В кованой железной клетке восседает орущее и верещащее семейство столь же ярких птиц, которые хватают куски папайи своими когтистыми лапами и сплевывают гранатовые косточки вниз, на подставку для газет, с небрежной грацией вдовствующих герцогинь.

Стены гостиной увешаны дорогими предметами искусства, некоторые из них взяты в аренду в местной галерее, тогда как другие приобретены Марком и Тедом на суммы, которые мне кажутся невероятными. Если честно, я понятия не имею, как эта парочка умудряется жить так шикарно. Марк вырос в обеспеченной семье, но после смерти родителей его доля в наследстве испарилась в мерзких семейных дрязгах прямиком из «Лисичек». А Тед, поздно поступивший в медицинскую школу, все еще работает интерном в больнице. Ну да, конечно, когда-нибудь он будет купаться в деньгах, но пока не ясно, как им это удается. Особенно сейчас, когда Марк работает не полный рабочий день.

Когда я впервые с ним познакомилась, Марк чувствовал себя вполне комфортно среди наклеенных на стены плакатов, кусков уродливого ковра, приобретенного за гроши у «Салли Энн», и странной шатающейся мебели, которая все еще украшает мою квартиру, хотя сам он переселился в более комфортабельные условия. Но такой уж он, Марк. Всегда умеет свернуться уютным калачиком, как кот, на любых коленях, которые подвернутся ему по жизни. Он вроде бы никогда не жалеет об оставленном позади. Хотя, разумеется, он все еще, по своим собственным резонам, продолжает приглашать меня раз в пару месяцев на один из ужинов, которые мастерски готовит Тед. И я — по своим собственным резонам — продолжаю принимать эти приглашения. Вот так и вышло, что я снова оказалась здесь.

Напротив меня на агрессивно цветастом диване сидит Герти, мать Теда, которую на старости лет поразила болезнь, заставляющая ее голову постоянно трястись. Мне Герти нравится. Все еще просматриваются контуры румяной английской розы, которая приехала в эту страну невестой солдата более чем полвека назад. Возможно, уже тогда она отдавала себе отчет, что вся ее квота положительной кармы пойдет на потрясающее везение: она встретила отца Тома, солдата, возвращающегося в Новый Свет после перемирия, и затем, после нескольких выкидышей, родила здорового и веселого сына.

Когда умер отец Теда, Герти могло прийти в голову, что ее запас удачи вот-вот будет исчерпан. Хотя, возможно, и нет. Я сильно сомневаюсь в способности Герти осознать гомосексуальность ее единственного ребенка. Думаю, что она искренне верит, что Марк — просто старый друг Теда, который живет с ним вместе, а я — столь же давняя подруга Марка, терпеливо ожидающая за кулисами, подобно мисс Брукс, которая задерживалась после уроков, надеясь, что мистер Бойнтон наконец уступит ее чарам.

Иначе как объяснить спокойствие, с которым Герти восседала, как императрица, за обеденным столом, слушая, как ее сын и Марк мирно спорили, куда им ехать следующим летом — в Ки-Уэст или на Файер Айленд и кто забыл или не забыл сегодня налить в графин вина? Я не знала, замечает она или нет, каким болезненным выглядит Марк, особенно сегодня. Его итальянский цвет лица с постоянным загаром уступил место восковой желтизне, его волосы, которые он все еще стрижет по моде Берген-Белзена, что до сих в фаворе у многих геев, значительно поседели с того дня, когда я в последний раз его видела, его короткая бородка, теперь тоже почти седая, делала его похожим на героев Эль Греко — честолюбивого святого, который ненадолго задержался в этим мире.

* * *

— Герти знает? — спрашиваю я Марка.

Ужин закончен. Том и его мать настояли на том, что сами уберут со стола. Марк, который практически ничего не ел, ведет меня на один из четырех потрясающих балконов пентхауза. Для этого времени года стоит теплый вечер, такой невероятно теплый, что огоньки города, рассыпавшиеся под нами, кажется, не столько мигают, сколько пульсируют сквозь легкий туман.

— Знает что? — Марк потягивает коньяк и делает вид, что не понимает.

— Так… все. Начнем с сегодняшнего вечера. Мы вчетвером собираемся на наш ритуальный воскресный ужин, представляя собой по составу самую невероятную семью во все времена. Неужели она никогда всерьез об этом не задумывалась?

Марк пожимает плечами.

— Если и задумывается, то держит это при себе. И вообще, Уиппет, на этой стадии — кому какая разница? — Марк стал называть меня Уиппет с начала нашего знакомства, а тогда я была куда быстрее и откормленней, чем сейчас.

— Мне. Особенно сейчас в связи с том, что… Как ты в последнее время себя чувствуешь?

— А, так для этого ты с невинными глазами уговорила меня привести тебя сюда? Спросить, как я держусь?

— Ты предпочел бы, чтобы я это сделала в присутствии Герти?

— Нет. — Он отводит от меня глаза и смотрит вниз на призрачные улицы. — Раз уж ты спросила, то я понятия не имею, как у меня дела. Я могу так тянуть годами, а могу умереть через несколько месяцев. Вот как обстоят дела. Тед объяснил мне все очень доходчиво.

Так обстоят дела. В полумраке балкона, где спрятанное в тени лицо Марка кажется лицом незнакомца, я только усилием воли могу увидеть в нем того здорового парня, которого когда-то знала. Не