готовыми блюдами с малым количеством жира и гигантским количеством белка, необходимым для поддержания мышц.

– Обычная усталость, – сказал он. – Лечится хорошим сном.

Их отношения напоминали размеренное течение лесного ручья, куда его занесла морская буря. Он не знал её возраст, а она ни разу не поднимала вопрос о деньгах, не просила купить ей цветы. Ей было достаточно, что он рядом. Он к такому не привык. Искал подвох, а не находя, впадал в растерянность. Все женщины чего-то от него хотели. Поездок на море, ужинов в ресторанах, горных лыж или, прости Господи, переезда в лофт.

– Мне нужно сказать тебе что-то важное.

«Мне тоже», – подумал он. И тут же спохватился. Что-то важное? Неужели она влюбилась в него? Он не давал для этого повода. Досадно, чёрт возьми. Обрывать с влюблёнными хуже всего.

– У тебя сегодня день рождения?

– Он в марте.

– Подожди… мы познакомились зимой.

– Не хотела тебя смущать. К тому же…

– Думала, что мы расстанемся, – закончил он за неё.

Она не стала отрицать:

– Я тогда не знала, какой ты хороший. Ругала себя за поспешную близость. Где-то даже смирилась с тем, что ты меня используешь и бросишь. Ты ведь не похож на семейного человека. Наверняка у тебя было много женщин до меня.

Он с трудом проглотил непрожёванную лепёшку. Клюквенный морс помог протолкнуть комок в пищевод. Порой бывает полезно сравнить мнение о себе со стороны со своим собственным. У него осталась последняя догадка.

– Ты хочешь порвать со мной?

На доверчивом лице Лизы возникло изумление.

– Почему ты так решил?

– Больше ничего не приходит в голову. Что ещё важного ты могла бы мне сказать?

– Например, что я беременна.

– Но ты же не беременна. – Он поддел вилкой последнюю оладью. – Жутко вкусно, Лиза. Если тебе вдруг разонравится медицина, ты всегда сможешь добиться успеха в кулинарии.

– Я беременна, Альберт.

Он медленно опустил вилку. Смысл её слов дошёл до него не сразу. Перед глазами потемнело.

– Как беременна?

– Ты не рад. – Она не спрашивала, озвучивая то, что видела в нём. Ей хватило выдержки не расплакаться, однако доверчивое лицо стало пепельно-серым.

– От меня?

– Я сплю только с тобой.

Его глаза заметались по лофту, фокусируясь на чём угодно, только не на ней.

– Давно?

– Три недели.

Джон Леннон пел песню о дожде из второго сборника синглов, но Эл этого не слышал. Он не слышал ничего, кроме биения пульса в оглушительной тишине. Три недели… три недели…

– Ты уверена?

Она опустила голову. Скорее сожалея о его реакции, чем разочарованно.

– В тебе? Или в том, беременна ли я?

– Ну зачем ты так. Мы не о погоде говорим. Новость, откровенно говоря, неожиданная.

– Мне незачем тебя обманывать.

Он кивнул. Обвинить её во лжи не поворачивался язык. Насколько он вёл себя с женщинами аморально, настолько она была чиста в своих помыслах. За четыре месяца он успел в этом убедиться.

– Я всегда использую презерватив. Как это могло произойти?

– В ту ночь ты надел его не сразу. Этого оказалось достаточно. – Она дотронулась до него. В светло-зелёных глазах проступили слёзы. Он не убрал руки, но и не мог ручаться, что это его тронуло. – Пожалуйста, не заставляй меня делать аборт!

– Это может быть лучший выход для нас обоих, – сквозь зубы проговорил он.

Лиза всхлипнула. Вытерла влажную щёку.

– Пожалуйста, Альберт. Я не хочу убивать нашего ребёнка.

– От того, что ты бросаешься громкими словами, никому проще не станет.

– Ты не любишь меня, я знаю. Для тебя я очередной трофей, пыль, которую легко удалить щёткой. Я могу сохранить ребёнка без твоего согласия…

– Ты не посмеешь так поступить со мной!

– …но это будет нечестно по отношению ко всем нам. И в первую очередь к ребёнку. Мне не нужны твои деньги, не беспокойся об алиментах. Если понадобится, родители в беде не оставят. И всё же неправильно, что я буду воспитывать нашего сына одна. Обещай, что будешь брать его к себе, когда он подрастёт.

– Сына? – Эл поражённо уставился на неё.

– Не спрашивай, откуда мне это известно, я не смогу объяснить. Просто знаю.

– Что ты от меня хочешь, Лиз?

– Твоё безразличие разбивает мне сердце.

– Ты сделала мне подсечку. Дай подняться на ноги.

– Хорошо, милый. Я понимаю.

Беременность Лизы серьёзно осложняла расставание с ней. Теперь он будет выглядеть монстром в её глазах.

Когда это тебя останавливало, Ринго? Скольких женщин ты выставил за дверь, потеряв к ним влечение? Тридцать? Пятьдесят? Сколько всего их прошло через твою постель? Рыжих, красивых, стервозных, юных, замужних. Имена и лица многих уже стёрлись из памяти. Они привносили в жизнь приятный хаос, а наскучив, получали красную карточку. Их жизни на этом не заканчивались. Они находили других, создавали с ними семьи, ставя прошлые интрижки на полки воспоминаний. С чего ты взял, что с Лизой будет иначе? Даже с беременной.

Надо же было так подставиться. Он совершенно не годился на роль отца. Подгузники, детское питание, желудочные колики, запредельная ответственность – всё это из мира, с которым он удачно расходился всю взрослую жизнь, ни разу не пересекшись.

Он выбрался из-за стола, взял кистевой эспандер, чтобы чем-то занять руки.

– Сколько тебе лет, Лиз?

– Это что-то изменит? – плача спросила она.

Между ответами «не знаю» и «не думаю» он выбрал второй.

– Не думаю. Сам не знаю, зачем спросил.

– Двадцать девять.

«Ещё можно десять раз выйти замуж», – подумал он. Наплодить с условным Василием детей, печь по утрам блинчики с джемом, измерять рост детишек с помощью дверного косяка и водить хороводы в заваленной игрушками гостиной. Не самый утопичный сценарий из всех возможных.

– Я не могу приказать тебе вытравить плод, – прервал он долгое молчание.

– Звучит ужасно.

– Закон на твоей стороне. Тебе не составит проблем подставить меня. Окончательное решение о том, рожать или нет, остаётся за женщиной. Можно сколько угодно топать ногой в знак протеста, равноправие от этого не восстановится. То же касается алиментов. Любой суд встанет на твою сторону.

– Я напишу отказ.

– Хорошая попытка, Лиз. – Он сжимал резиновое кольцо так сильно, что под кожей проступили вены. – Закон запрещает ущемлять интересы ребёнка.

– Я напишу расписку в получении денег сразу на все восемнадцать лет.

– Не всё упирается в деньги, солнышко. Из меня получится неважный отец. Ребёнок будет болеть, ты будешь болеть, в конечном счёте ты потребуешь от меня помощи. И не только деньгами. Задумаешь подчинить мою жизнь интересам ребёнка, а то и своим.

– Я никогда так не поступлю, – Лиза взяла оставленную им пустую тарелку и направилась с ней к раковине. Она продолжала заботиться о нём,