Они стояли на платформе, и Лале собирался уже сесть в поезд, но тут впервые в жизни заметил слезы на глазах отца. Он ожидал увидеть слезы у кого угодно, но только не у отца, такого сильного, надежного. Из окна вагона он видел, как брат и сестра уводят отца. Его мать с раскинутыми руками бежала до конца платформы, как бы пытаясь дотянуться до своего сыночка. Два его маленьких племянника, не замечая происходящих вокруг перемен, мчались рядом с поездом, словно играя с ним в догонялки.

Прижимая к себе чемодан с одеждой и несколькими книгами, которые он разрешил матери положить, Лале прислонился лбом к стеклу и зарыдал. Его настолько захватили эмоции родных, что он позабыл о собственной опустошительной потере.

Ругая себя за слабость, Лале выходит из барака и начинает гоняться за детьми, позволяя им хватать его и виснуть на нем. Зачем нужны деревья, если есть Татуировщик, на котором можно повисеть? В этот вечер он присоединяется к группе сидящих на улице мужчин. Они делятся воспоминаниями о семейной жизни, увлеченные различием и похожестью их культур. Оставаясь в приподнятом настроении, он говорит:

— Знаете, в другой жизни у нас с вами не было бы ничего общего. Возможно, я отвернулся бы от вас или перешел бы на другую сторону улицы, увидев, как вы идете навстречу.

На несколько мгновений повисает тишина, а потом один из мужчин пронзительным голосом произносит:

— Эй, Татуировщик, в другой жизни у нас с тобой тоже не было бы ничего общего. Мы первые перешли бы на другую сторону улицы.

Раздаются раскаты смеха, и женщина выходит из барака с просьбой не шуметь — разбудят детей, и тогда хлопот не оберешься. Усмиренные мужчины входят внутрь. Лале медлит. Он не очень утомился и пока не хочет спать. Чувствуя, что Надя рядом, он оборачивается и видит, что она стоит на пороге.

— Иди сюда, — говорит он.

Надя садится рядом, устремив взгляд в темноту. Он рассматривает ее лицо в профиль. Она довольно красива. Ее нестриженые каштановые волосы спадают на плечи и под легким ветерком вьются вокруг лица, так что ей приходится то и дело заправлять их за уши. Знакомый жест: его мать каждый день вот так же заправляла за уши непокорные пряди, выбившиеся из плотного пучка или из-под надетого на голову шарфа. Такого тихого голоса, как у Нади, он не слышал ни у кого. Она не шепчет, просто у нее такой голос. Лале наконец осознает, что именно в ее голосе печалит его. Он бесстрастный. Говорит ли она о счастливых временах в семье или о трагическом пребывании здесь, тон ее речи не меняется.

— Что означает твое имя? — спрашивает он.

— Надежда. Оно означает надежду. — Надя встает. — Спокойной ночи.

И она уходит, не дав Лале времени ответить.

Май 1943 года

Каждодневная жизнь Лале и Леона подчиняется прибытию транспорта с людьми со всей Европы. Весна сменяется летом, а поток не прекращается.

Сегодня пара татуировщиков работает с длинными шеренгами узниц. Отбор происходит неподалеку от них. Они слишком заняты, чтобы обращать на это внимание. Перед ними появляется рука и клочок бумаги, и они выполняют свою работу. Снова и снова. Эти заключенные необычайно тихие. Вероятно, чувствуют разлитое в воздухе зло. Вдруг Лале слышит чей-то свист. Знакомая мелодия, наверное, из оперы. Свист становится громче, и Лале смотрит в сторону источника звука. К ним направляется мужчина в белом халате. Лале ниже опускает голову, стараясь не сбиться с ритма работы. Не смотри на лица. Лале берет клочок бумаги, наносит номер, как делал это уже тысячи раз.

Свист прекращается. Доктор теперь стоит рядом с Лале, источая едкий запах дезинфицирующих средств. Подавшись вперед, он рассматривает работу Лале — наполовину нанесенный на чью-то руку номер. Вероятно, он удовлетворен, потому что быстро удаляется, фальшиво насвистывая другую мелодию. Лале поднимает глаза на Леона, неожиданно побледневшего. Рядом с ними появляется Барецки.

— Что скажешь о нашем новом враче? — спрашивает он.

— Вообще-то, нас не представили друг другу, — бормочет Лале.

Барецки смеется:

— Поверь, ты не захотел бы, чтобы тебя представили этому врачу. Даже я его боюсь. Мужик — просто подонок.

— Знаете, как его зовут?

— Менгеле, герр доктор Йозеф Менгеле. Запомни это имя, Татуировщик.

— Что он делал на отборе?

— Герр доктор дал понять, что будет присутствовать на многих отборах, поскольку ищет особых пациентов.

— Полагаю, болезнь для него не критерий.

Барецки складывается пополам от хохота:

— Иногда ты такой смешной, Татуировщик.

* * *

Лале возвращается к работе. Немного погодя он слышит за спиной тот же свист, который вызывает в нем такой сильный безотчетный страх, что у него вдруг принимается дрожать рука и он сильно укалывает молодую женщину. Та вскрикивает. Лале стирает кровь, выступающую на коже. Менгеле подходит ближе.

— Что-то не так, татуировщик? — спрашивает Менгеле. — Ты ведь татуировщик, верно?

От его голоса у Лале мурашки бегут по спине.

— Герр, то есть да, герр… — мямлит Лале. — Я татуировщик, герр доктор.

Стоя рядом с ним, Менгеле буравит его взглядом черных как уголь глаз, лишенных сострадания. Странная улыбка растягивает его лицо. Потом он двигается дальше.

Подходит Барецки и сильно бьет Лале по руке:

— Тяжелый день, Татуировщик? Может, хочешь передохнуть и почистить сортир?

* * *

Вечером того же дня Лале пытается водой из лужи отмыть с рубашки засохшую кровь. Отчасти это ему удается, но потом он решает, что пятно будет хорошим напоминанием о том дне, когда он встретил Менгеле. Этот врач, как предчувствует Лале, принесет им много страданий и опасностей, о которых Лале не хочет думать. Да, пусть пятно останется и напоминает Лале о новой угрозе. Он должен всегда остерегаться этого человека с душой холодной, как скальпель.

* * *

На следующий день Лале с Леоном вновь отправляются в Освенцим — татуировать молодых женщин. Свистящий доктор тоже там. Он стоит перед строем девушек, решая их судьбу взмахом руки: направо, налево, направо, направо, налево, налево. Лале не видит в его решениях никакой логики. Все они в лучшей поре своей жизни, крепкие и здоровые. Он замечает, что Менгеле наблюдает за ним. Лале не в силах отвести глаза, когда Менгеле берет в свои большие ладони лицо следующей девушки, поворачивает из стороны в сторону и открывает ей рот. Потом, хлопнув по лицу, он толкает ее налево. Забракована. Лале сверлит его взглядом. Менгеле подзывает к себе эсэсовца и говорит с ним. Офицер бросает взгляд на Лале и направляется к нему. Черт!

— Что вам надо? — спрашивает Лале с напускной уверенностью.

— Заткнись, Татуировщик. — Эсэсовец поворачивается к Леону. — Оставь вещи и иди с нами.